Феликс Меркулов - Хроника отложенного взрыва

Он всегда работал в центральных газетах. Но часто его приглашали и на телевидение. Его книги миллионными тиражами расходились по всему Советскому Союзу…

Все рухнуло в один миг: осенью 1991-го. Тогда президент России пообещал журналистам на брифинге, что ляжет на рельсы, если цены в России повысятся. Все тщательно записали. И лишь Вадим Саулович с усмешкой спросил:

— Вы действительно ляжете? Не обманете, Борис Николаевич?

Первого президента России взбесила не только ирония известного журналиста, но и взгляд. В нем было недоверие, скептицизм и капелька презрения. И это в то время, когда вся Россия была без ума от своего президента.

Хоть и почитал Борис Николаевич свободу слова превыше всего, но Андреева возненавидел. С «легкой» руки президента журналиста так задвинули, что головы было не поднять. Газеты и телевидение резко закрыли свои двери перед мэтром. Его перестали издавать. А старые друзья отворачивались при встрече.

Не отвернулся только один — Александр Павлов. Он не позабыл телефон старого товарища, как некоторые. Позвонил и предложил работу. В благодарность Андреев создал в «Молодежке» такой отдел новостей, какого еще не было ни в одной газете Советского Союза. Стиль работы он изучил на Западе. Для советской журналистики главной была не информация, а правильная позиция автора. Навыки Андреева до поры до времени оставались невостребованными. И лишь в «Столичной молодежи» он показал, как надо работать. На его отдел новостей стали равняться и другие издания.

— Вам звонит Гольцов из Интерпола, — сообщила Андрееву секретарь.

— Соедините.

С Михальским они решили, что встречаться с журналистом лучше коллеге, хоть и бывшему военному, но журналисту. Поэтому на связь с Андреевым и вышел Гольцов.

— Здравствуйте, с вами говорит старший оперуполномоченный по особо важным делам национального бюро Интерпола майор Георгий Гольцов.

— Очень приятно, — ответил Андреев. — Какое государство объявило меня в международный розыск?

— Пока никакое. Я подготовил статью для вашей газеты. Хотел показать. И обсудить возможное сотрудничество.

— Хорошо, приезжайте.

Андреев постоянно курил сигары. От этого в его кабинете стоял стойкий сладковатый аромат.

— Неплохо, очень неплохо, — произнес он, бегло пробежав глазами статью Гольцова. — Только надо кое-что поправить.

— Ваша рука — владыка.

Дверь кабинета распахнулась. На пороге появилась молоденькая блондинка с двумя косичками, торчащими на голове, как маленькие рожки.

— Вадим Саулович, почему вы сняли мое изнасилование? — расстроенно спросила она.

— Возьми «Молодежку», — Андреев зажатой в руке сигарой показал на журнальный столик, стоявший перед большим экраном домашнего кинотеатра. Поверх пачки газет лежал свежий номер «Столичной молодежи».

— Смотри подвал первой полосы, — сказал он.

Девушка схватила газету, ее глаза забегали от заголовка к заголовку. Нашли нужный, остановились.

— Нашла? Читай.

— «Зверское изнасилование в Жулебине. Пять пьяных подонков затащили в подвал двух школьниц…»

— Достаточно, — оборвал ее редактор. — «Молодежка» отвякалась. А вот где ты была вчера, мне не понятно.

— Вадим Саулович, — плаксивым голосом произнесла корреспондентка, — я не могла дозвониться до начальника райотдела милиции. Он как раз был на этом деле. Зато сегодня у меня есть все подробности и фамилии.

— Дорога ложка к обеду.

— Вадим Саулович, а суд над Белугиным давать? Сегодня будут слушать экспертов.

— Кому сейчас интересен этот Белугин? Там есть какой-нибудь информационный повод: осудили, выпустили, арестовали кого-то еще?

— Нет.

— Тогда забудь. Ищи еще что-нибудь…

— А вы знали Белугина лично? — спросил Гольцов, когда девушка вышла.

— Да, — хмуро ответил Андреев.

— За что его могли взорвать?

— А вы разве не знаете? — Редактор с хитрецой посмотрел на Георгия.

— Мне интересно ваше личное мнение.

— Видите ли, Георгий… Это дело темное и очень опасное. Вы даже не представляете, насколько оно темно и опасно.

Внезапно телефоны на столе редактора разорвались трелями, словно пулеметными очередями.

Андреев включил громкую связь.

— Вадим, это дежурный редактор беспокоит. — В динамике зазвучал взволнованный голос. — В Ираке война начинается. Что будем делать?

— Еще не начинается. Я слежу за ситуацией.

— А если начнется?

— Ставим на международную полосу с «паровозом» на первую. Вместо беспорядков в Аргентине.

— Аргентину вообще убираем?

— Нет. Отправляем на международную полосу в один объем с заварухой в Афганистане.

— Не влезет!

— Сократи и ногами запихай.

Гольцов отметил, что редактор успевал одновременно разговаривать по телефону, следить за лентами информационных агентств на мониторе компьютера и краем глаза коситься в телевизор, где шли новости…

— Так почему вы интересуетесь убийством Белугина? — Андреев посмотрел на Гольцова.

— По поручению Генерального секретариата мы готовим справку-доклад о расследовании самых громких преступлений в России. В том числе — убийства Белугина. Рутина. Но приходится ею заниматься.

В кабинет постучали.

— Здесь нам не дадут поговорить, — произнес редактор. — Если вы действительно хотите узнать про дело Белугина, пойдемте выпьем по чашечке кофе.

Ресторан редакции находился этажом выше. Для начальства был оборудован отдельный кабинет, с кожаными диванами, камином, картинами на стенах.

— А что за скандал вышел в Испании с солнцевскими? — вдруг спросил Андреев.

Гольцов понял: чтобы рассчитывать на откровенность, надо произвести эдакий чейнч, обмен информацией. Георгий ответил на все вопросы редактора — не скрытничая, но и не раскрывая особых секретов. Андреев был удовлетворен.

— Откуда Белугин брал информацию? — спросил Гольцов, когда разговор перешел к интересующему его делу.

— Ему сливали, — спокойно ответил редактор.

— Кто?

— Разные люди. Я всех не помню. Один примелькался, молодой человек. Всегда в хороших костюмах. У него густые брови, сросшиеся на переносице забавно, как галочка или силуэт чайки, который рисуют на афишах. Потому я и запомнил его.

— Как его звали? Где он работал? — Гольцов спрашивал мягко и с интересом, как любознательный студент уточняет у профессора детали его лекции.

— Не знаю. Насколько я понимаю, в вашей службе тоже не принято раскрывать источники информации? Вот и Белугин не особо распространялся про своих людей.

— А какие у них были мотивы? Почему они приходили в газету? — Прямолинейность вопросов смягчалась тоном непонимающего студента, который уважает профессора, восхищается его знаниями и очень хочет разобраться. Но ничего не понимает.