Феликс Меркулов - Хроника отложенного взрыва

— Надо бы к следователю заглянуть, — предложил Михальский.

— Я был у него, — недовольно нахмурив брови, бросил Гольцов.

— И молчишь! Рассказывай!

— Да ничего интересного. Документы уже в суде. Посмотреть их невозможно, пока не вынесут приговор. В компьютере у него ничего не осталось. А так он не помнит. По-моему, он вообще не склонен был говорить про это дело.

— Глухо, — Михальский задумался. — Постой. Андреев вроде рассказывал, что после взрыва пачками носили компромат на Ткачева?

— Да.

— Но ведь это подтверждает версию, что убийство было чисто пиаровским ходом. Надо выяснить, кому именно был выгоден накат на Ткачева.

— Что-то здесь не то.

— Ты говоришь, Павлов часто использовал Диму на посылках? Может, это ответ? — продолжал гнуть свою линию Яцек.

— Что ты имеешь в виду?

Михальский внимательно посмотрел на Гольцова, поднял вверх указательный палец и произнес:

— А если бомба была предназначена Павлову?

В коридоре послышался цокот каблучков. В кабинет заглянула секретарша начальника НЦБ Зиночка, симпатичная девушка с белокурыми кудряшками.

— Шеф изъявил желание вас увидеть, товарищ майор, — сообщила она.

— С чего бы это? — удивился Гольцов.

— Не знаю, — ответила она. — Но если у тебя не было дурного предчувствия, значит, ты лишен интуиции.

— Неужели все так плохо?

— Там увидишь. Главное — смотри начальству в глаза, отвечай коротко и точно. Не волнуйся и не спорь. — Зиночка, как всегда, опекала сотрудников Интерпола.

— Зиночка, неужели я похож на человека…

— Ты похож на болвана, который днем пропадает неизвестно где. А по вечерам сидит в кабинете и занимается фигней, вместо того чтобы смотреть телевизор, — не дав ему продолжить, с серьезным видом договорила Зиночка их излюбленную фразу.

— Я так и думал. Но у меня есть оправдание, — поддержал игривый тон Гольцов.

— Нет у тебя оправдания! И думаю, что сейчас это тебе популярно объяснят. А когда выйдешь в расстроенных чувствах от начальства, не убегай сразу. Я постараюсь тебя утешить.

— Звучит заманчиво.

— Не обольщайся. Утешать буду крепким чаем и добрым словом. И только.

Зиночка ушла. Гольцов и Михальский переглянулись.

— Схожу с тобой, поздороваюсь, — сказал Яцек.

— Гольцов? Проходи, садись, — приказал Полонский. — А ты чего пришел?

Генерал посмотрел на Михальского.

— Поздороваться, — ответил тот.

— Здравствуй.

— Здравствуйте.

Они обменялись рукопожатиями.

— Ну я пошел, — сказал Яцек.

— Нет уж, садись, — грозно произнес Полонский. — А ты, Георгий, рассказывай!

— Что?

— Где был, что делал? Почему мы так редко видим тебя на работе? — Тон Полонского не предвещал ничего хорошего.

— Я понимаю свою вину, Владимир Сергеевич. При случае готов искупить ее кровью. Но ведь я успеваю делать свою работу. Разве есть какие-нибудь замечания?

— Это хорошо, что успеваешь. — Полонский постучал ручкой по столу. — И вину при случае искупишь. Только почему я узнаю о том, чем занимаются мои подчиненные, от посторонних людей?

— От каких? — Гольцов и Михальский переглянулись.

— Ты что, мать твою, делал у Шевченко?

— Если вы знаете, значит, он вам рассказал.

— Да. Все рассказал, в отличие от тебя. — Полонский закипал на глазах. — Как ты думаешь, каково мне было разговаривать со следователем Генпрокуратуры, который спрашивает: почему твои люди интересуются делом Белугина? А я ни сном ни духом. Ты хоть понимаешь, насколько все серьезно?

Гольцов промолчал.

— Владимир Сергеевич, — встрял в разговор Михальский, — это я попросил его. Мы хотели кое-что проверить в деле Белугина.

— Ты пока помолчи, — ответил Полонский. — Гольцов, что предлагаешь с тобой делать?

Вопрос генерала прозвучал скорее как угроза.

— Готов принять любое ваше решение. — Георгий посмотрел на шефа.

Начальник национального бюро Интерпола старался не кричать на подчиненных. Он умел спокойно разъяснить сотруднику, что тот не прав и может жестоко поплатиться. Добрым дедушкой Полонский никогда не был, но и сплеча не рубил. Больше всего к нему подходила избитая характеристика: суров, но справедлив.

— Владимир Сергеевич, позвольте обратиться к вам не как к генералу, а как к простому человеку, — произнес Михальский. — Как к старшему товарищу, в конце концов. У нас есть долг. Перед полковником Заславским. И поэтому мы просто обязаны найти настоящих убийц Дмитрия Белугина.

Внезапно Полонский резко встал и зашагал по кабинету. Туда и обратно.

— Дожили, — произнес он тяжелым тоном, какой используется только в крайнем случае и чаще всего предшествует увольнению сотрудника. — Спасибо тебе, Михальский. И тебе, Гольцов. Порадовали старика. Мне как раз только этого не хватало.

Георгий, который никогда не тушевался перед начальством, притих. Голос Владимира Сергеевича был похож на огромный камень, который падает без особого шума, но может придавить даже слона.

— Ладно бы нашел любовницу, — Полонский продолжал ходить по кабинету. — Ходи к ней в рабочее время, когда же еще ходить? Я бы не простил. Но понял. По-мужски понял. Влепил бы выговор и отпустил с миром…

На столе у начальника зазвонил телефон с гербом. Но Полонский не обратил на него никакого внимания. «Дело плохо», — подумал Гольцов.

— Все было бы понятно, скажи ты: мало платят… — Голос шефа продолжал давить. — Мол, подрабатываешь на стороне, семью кормишь. Я бы не простил. Ни за что не простил. Объявил бы строгий выговор. И отпустил бы. Что с тобой поделать, семья — это святое.

Шеф достал из кармана сигареты и закурил. Потом сел на свое место.

— Но ты, видимо насмотревшись голливудских фильмов, решил поиграть в героя-полицейского. — Вокруг Полонского необычно быстро образовалось облако дыма. — Там всегда детективы бросают значок на стол и начинают сами ловить преступников. Ты хочешь так же?

Человек, попадая в зону обстрела реактивных установок «град», через четырнадцать секунд сходит с ума. Если, конечно, перед этим не погибает. Об этом Гольцов знал еще из Чечни. Выслушать монолог разъяренного Полонского все равно что попасть под реактивные снаряды. Шума, конечно, меньше, но тоже бьет неслабо. Гольцов поставил рекорд: никто еще в российском Интерполе не доводил шефа национального бюро до столь длительной бомбардировки из самых мощных интонаций.

— Чего тебе не хватало, Гольцов? Еще грамотным оперативником не стал, а лезешь туда, где тебя как таракана раздавят.

Гроза в голосе стала стихать. Можно было перевести дух. Теперь это был уже не «град», а легкий минометный обстрел. Полонский стряхнул пепел сигареты, откинулся назад в кресле. И неожиданно спросил:

— Рассказывайте, до чего докопались, джеймсы бонды, мать вашу?