Юлия Винер - Бриллиант в мешке

Вот он лежит передо мной, угрелся у меня в горсти и смотрит на меня своим круглым сверкающим глазом. Смотрит доверчиво, не ждет ничего плохого. Ему не было у меня плохо. Я о нем заботился, любовался на него, прятал, и хоть и терял, но всегда находил обратно. И он мне тоже ничего плохого не сделал, то есть лично он. Он ни в чем не виноват, и вся мерзопакость, которая вокруг него до меня была и после меня наверняка будет, к нему не пристала и не пристанет. Он всегда будет чистый и блестящий.

А впрочем, чего это ты, Михаил, такие сантименты тут развел?

Разнюнился над блестящей побрякушкой как девчонка. «Мой камень, мой Адамант, мой красавец…» Камню этому абсолютно все равно, кому принадлежать, кто его в руки возьмет, хоть чистые, хоть грязные. Ты думаешь, он на тебя как-то особенно смотрит? Полюбил тебя? Да он, кто его ни возьми, на всех будет смотреть своим блестящим чистым глазом, и не моргнет даже. А если через него людям беды получатся, смерти и слезы – это его абсолютно не колышет. Это их, людей, беды, их смерти и слезы, им и страдать, а сам он ничего не хочет, никого не любит и ничего не боится. Разве что катка многотонного, но это редчайшее стечение обстоятельств. Да он и это, надо полагать, примет без стона.

Ну и давай кончай, чем быстрее, тем легче.

Азам собирался как-то связываться со страховщиками по электронной почте, вступать в переговоры, требовать больше… Но это все законченный период нашей жизни и ушло в прошлое вместе с Азамом. Ничего этого делать не буду, расстанусь красиво. Чисто.

Взял два пакета ваты, которые мне Хези купил по моей просьбе, вынул их из целлофана.

Он и коробку мне на центральной почте специальную посылочную купил, довольно большую – с очень маленькой даже он мог бы догадаться, а мне все-таки перед ним как-то того… Коробок таких на почте каждый день продают десятки, а Хези человек с виду невыдающийся, никто его не запомнит.

Уложил один пакет ваты в коробку толстым ровным слоем и сунул в середку камень. На вату положил какие были елочные игрушки, еще из России привезли – все равно не понадобятся. Таня моя, как будущая еврейка, не захочет теперь больше елку справлять, тут, оказывается, это считают христианский праздник, а я всегда думал, просто всеобщий Новый год. Вот и положил, в вате должно же что-нибудь быть, если вдруг на почте захотят проверить. Посылаю друзьям в Германии русские елочные игрушки. И сверху закрыл вторым слоем ваты.

Английская газетка у меня еще с каких пор валяется, под названием «Джерузалем пост». Но я тогда недостаточно хорошо соображал. Вырезанные буквы – это годится для письма, его в ящик бросил, и никто не знает. А на посылке приемщица может обратить внимание и запомнить. Лучше всего напечатать просто на компьютере, он следов не оставляет.

Принтера у меня нет, но я все заранее приготовил. Написал адрес на компьютере, название компании ставить не стал, а просто адрес и первое имя с фамилией, какое было внизу ихнего объявления. Как бы личная посылочка, и пусть догадаются сами, страховщики эти должны быть смышленый народ, хоть и немчура. Обратный адрес придумал воображаемый, посмотрел по карте города коротенькую уличку, домов в десять, и поставил номер дома восемьдесят пять. И имя-фамилию отправителя тоже сочинил.

Сделал дискетку и попросил Хези сходить, рядом у нас есть контора, «Инстипринт» называется, как мне Алексей посоветовал. Алексей сперва говорит: да зачем тебе, дай, я у себя отпечатаю, но я сказал, это личное письмо и показывать не хочу. Посмеялся и отстал. А Хези все мои просьбы выполняет беспрекословно и вопросов лишних не задает. Не исключено, что все-таки догадывается. Попросил отпечатать у них с дискетки и дискетку непременно забрать обратно.

Во гады, за один-единственный листок, а на нем четыре строчки, пятерку содрали! А чтоб совсем и принтер выследить было никак нельзя, велел Хези сделать с листка ксерокс, это еще полшекеля практически ни за что. И еще посылка сколько будет стоить, но мне этих расходов не жалко, поскольку сознаю, что необходимо.

Принтерный листок порвал и спустил в уборную, а из ксерокса вырезал адрес и аккуратно налепил на коробку. Все готово. Теперь только закрыть коробку и заклеить скотчем.

И закрыл уже, и скотча нужную длину отрезал… Ленту эту липкую надо ведь сразу и накладывать, а я замешкался, и она у меня в пальцах сразу завилась кудрей и сама к себе прилепилась. А чего мешкать? Ведь попрощался уже, расстался навек… Тогда чего?

Листок с номерами телефона Азама так и лежит у меня с тех пор в записной книжке. Хотел было выбросить, потом подумал – отдам когда-нибудь Галке, может, она захочет сохранить памятку с его почерком.

А внизу на этом листке, в аккуратной рамочке – адрес кипрского банка с номером счета и моей фамилией по-английски. Галке этот номер совершенно ни к чему, а я его тогда же переписал к себе.

Отлепил я от пальцев скотчевую ленту и рамочку эту с номером быстро отрезал. И совершенно ничего при этом не думал, что я делаю, зачем – так, инстинктивный механизм сработал, как Хези говорит. Открыл коробку, сунул отрезанное в вату поглубже, рядом с Адамантом, и заклеил коробку.

Хези ее взял и пошел на почту.

Все. Лети, Красный мой Адамант!

Лети и не возвращайся.

Забастовка учителей кончилась, и Ицик теперь занят, ходит в школу.

Однако все же пришел навестить больных. Вежливо всех поспрашивал про самочувствие и присел на мою тахту.

– Ты знаешь, – говорит, – я уже везде искал и никак не найду.

– Кого искал? – говорю, как бы забыл совсем.

– Ну, как кого, а камни!

– И не найдешь, – говорю, – зря время тратишь.

– Наверное, ты прав. У меня все время было чувство, что они где-то здесь, близко, а теперь я начинаю думать, что ты прав и их здесь нет.

– Ни близко их нет, ни далеко, и нигде.

– Как это нигде?

– А вот так. Нету их, и все тут. Нет и не было.

– Не было? Что значит – не было?

– Да то и значит. Не было никаких камней. Откуда ты взял, что были?

– Ну как же…

– Ты их видел?

– Я не видел, но в интернете… и на базаре…

– Во-во, на базаре, слушай их больше. И интернет твой тот же базар.

– А полиция? Полиция зачем приходила?

– Это ты полицию и спроси.

– А Коби с хозяином ресторана? Они же их в твоих тряпках искали?

– А ты так точно знаешь, что именно они искали?

– И даже убили друг друга…

– А ты так точно знаешь, из-за чего убили?

Растерялся и не знает, что сказать. Но до чего настырный малый!

Обиделся. Губы надул и говорит:

– А ты зато все знаешь и скрываешь.

– Нет, – говорю, – и я не знаю и знать не хочу.

– Знаешь, знаешь, я вижу.

– Брось, Ицик, не приставай, мне сейчас не до того.