Артур Макаров - Ночной хищник

— Привет, Любушка, пивца не осталось? — искательно спросил один, облокотясь на узкий прилавок перед оконцем.

— Хватился на ночь глядя. — Продавщица убрала с витрины какие-то банки. — Закрылась я… И тебе пора! Жена ждет сидит, а он пиво к ночи ищет.

— Да я так… Веселее было б до остановки топать.

— Ну и пошли уже, Вить, — позвал любителя пива его спутник. — Чего зря ля-ля разводить.

— Ладно, счастливо, Люба…

— Идите-идите… Завтра все равно к открытию прискачете.

Продавщица окинула взглядом оставляемое хозяйство, сунула вглубь за ящики какую-то коробку и опустила навесную раму на оконце.

И в это время оттуда, где лаяла за забором собака, вышел еще один человек.

Сгорбившись и приволакивая ногу, подошел к палатке, постучал в стекло:

— Простите… Мне бы пачку чая, если можно. Пожалуйста.

— Ну закрыто же, господи! — вознегодовала Люба из-за стекла. — Одним — пива, этому — чаю, что я вам, всю ночь дежурить буду? Да и нету его, один кофейный напиток… — И вдруг сжалилась, рассмотрев за стеклом лицо старика. — Будете брать? Мне ждать некогда.

— Нет-нет, я бы чаю… Спасибо. Извините.

Старик отошел от палатки, на самом краю колеблющегося фонарного пятна остановился, сунув в рот сигарету, охлопывая карманы, искал спички.

Из темноты выдвинулась рука с зажигалкой.

— Н-ну? — спросил поднесший огня. — Будешь прикуривать, Маркин, или к себе позовешь? Хотим послушать, кто Шмеля прибрал…

За спиной говорившего темнела другая фигура, старик обернулся к палатке — продавщица уже вышла и навешивала замок.

— Я… Откуда вы нашли, где я? — Лицо старика передергивалось, потом окаменело, и глаза расширились в ужасе. — Как… прибрал… Кто? Я ничего не знаю, подождите. У меня болит сердце, мне плохо.

— А кому хорошо? Только птичке-ласточке, пока зима не пришла… Ты не придуривайся, а шагай к месту, пока прямо тут не оставили. Ну!

Качался фонарь на столбе, светилась запертая палатка, откуда-то издалека донесся низкий сигнал электрички.

Старик, сгорбившись еще больше, пошел в сторону забора, за которым лаяла собака, и две тени двинулись за ним.

— Самые высокие цены обычно итальянцы дают, — рассказывала Русанова. — Особенно, когда доходит до модных мехов.

— Это какие же?

— Рысь, серебристо-черная лисица, норка, как прежде… Всегда в цене соболь, он только на нашем аукционе представляется. Входит в моду светлый хорь.

— Хорск? — удивился Шувалов. — Вот уж никогда подумать не мог! А вы какой мех любите?

— Белку! — рассмеялась она. — Нет, правда… Я когда гляжу на шкурки, то вижу зверей. Рысь, лиса, хорек — одна шатия. А белка никого не трогает, славная такая.

— А куница?

— Ну, эта спуску никому не дает! Ночной хищник, не брезгует ничем… На Дальнем Востоке живет куница — харза, так она даже на косуль нападает.

— Экая дрянь… А что мы остановились?

— Мы остановились, потому что пришли. — Елена Андреевна заглянула в подворотню. — Только, знаете, проводите чуть дальше, у нас двор жутковатый.

Старый двор и впрямь казался недобрым в вечернюю пору, у подъезда Русанова вздохнула с облегчением:

— Ну, вот…

— Подождите, — Шувалов взял ее руки. — Еще не поздно, а после изысканных напитков душа просит чаю. Не пригласите?

— Вот это да! — сказала она, и на лице было одно любопытство. — Самое удивительное, что возмутиться не хочется… Вы всегда так решительны?

— Всегда, — сокрушенно признался мужчина. — И действительно, хорошо бы крепкого чая, а я знаю, что вас никто не ждет.

— Все-то вы знаете, — нахмурилась Русанова. — Я видела, как беседовали с Васиным и поняла, что обо мне… Он очень прост в обращении, а о вас думала иначе.

— Значит, все-таки думали… Это хорошо. Чем же провинился Васин?

— Ничем особенным… Мужчина как мужчина: пригласил на прогулку на свой катер, потом других гостей высадил и был очень предприимчив. По-моему, с тех пор сердится на меня. — Она снова вздохнула. — И вы еще обидитесь, что прогоню… Идемте, напою вас чаем.

…Молча поднялись на второй этаж. Елена Андреевна повозилась с ключом, отворила дверь.

— Проходите и не судите, гостей не ждали.

Шувалов шагнул в освещенный коридор, а из комнаты справа вышел мальчик лет десяти.

— Вот хорошо! — сказал, глядя на гостя, с материнским прищуром. — Я как раз встречать собрался, все нету и нету… А тебя проводили.

— А меня проводили… Ты здоровайся и веди к себе, я на кухне разберусь.

— Здравствуйте. Я Саша Русанов, прошу сюда.

— Виктор Сергеевич. Вечер добрый, — озадаченный Шувалов вошел в небольшую комнату. На письменном столе горела лампа, на разложенной шахматной доске застыли фигуры.

Он подошел, заглянул в запись ходов, лежавшую рядом.

— А почему конь на не шесть не сыграл? Хотя да — тогда ладья выходит на седьмую, с угрозой… И потом можно выиграть качество третьим ходом. Понял!

— Вы мастер? — с уважением посмотрел на него мальчик.

— Нет, я дилетант. Но с большим стажем…

На кухне Елена Андреевна зажгла газ, поставила чайник. Бросив спичку в висящую на трубе банку, стояла, глядя на плиту, рассеянно улыбалась чему-то.

Васин брился тщательно. Осторожно оттягивал щеку, проходясь еле жужжащим агрегатом. Выдвинув зубья для стрижки, подровнял виски, долго втирал одеколон. Затем еще плеснул на ладони, растер плечи и грудь с выпуклыми рельефами мышц, натянул майку.

— Тебя когда ждут, сокровище? — спросил, войдя в спальную половину номера.

— В двенадцать, — не открывая глаз, ответила Рита. — Разве нельзя собираться потише? Голова разламывается.

— А ты пей больше… Смотришь в телевизоре про алкоголиков? Очень поучительно.

— Ты мастер поучать. — Она открыла глаза, и в них была неприязнь. — Поучал-поучал меня, образовал как следует, а теперь, кажется, заскучал… Ну, сунься опять к этой скромнице, к Русановой, давно вокруг крутишь! Хотя к ней твой новый приятель неровно дышит: весь вечер глаза пялил… И чего там нашел?

— Да уж нашел, по-видимому. — Леонид Петрович застегнул рубашку и повязывал галстук. — Ты ведь просто роскошная кукла, а она женщина. Большая разница, заметь… За тобой заехать?

— А пошел ты… — Рига села и взяла с тумбочки сигареты. — Что же ты шьешься со мной? Обещал, чего ни обрисовывал, и все про роскошную жизнь… А я проживу и без тебя!

— Вряд ли, ума не хватит. — Он открыл портфель, перебрал бумаги. — Все, что я обещал, сделано. На большее не рассчитан, характером слаб. А воровать в наше время опасно: год воруешь, десять кукуешь! И запомни…

Накрытый подушкой телефон на полу заверещал жалобно и глухо. Васин присел, послушал, откинул подушку.

— Говорите! Ну я, разумеется… Что у тебя голосок вибрирует? А-а… Понятно. Кого — всех? Ясненько, сейчас выезжаю. Я сказал — сейчас! Положи под язык прохладительное и жди.