Александр Смоленский - Virtual, или В раю никого не ждут

– За вас додумались другие, – оборвал всплеск откровенности профессора его работодатель. – Говорите, это реально? А если реально, то сможете ли сделать такую программу?

– Полагаю, вполне. Но я этого не умею. Я – физиолог. Психолог. А потом уж программист. Впрочем, какой я программист? – Содетски заерзал на стуле.

– Понятно, – с видимым сожалением сказал Готлиб. – Ну а подсказать, кто бы мог выполнить такую задачу?

– Подумаю, но не обещаю. В вашем постановочном задании подобного поворота не было.

– Отлично. Жду ответа как можно скорее. – Уже у дверей Готлиб обернулся: – И никому не слова. А то вам придется всю оставшуюся жизнь торговать семечками или, в лучшем случае, изучать, как воздействует кленовый сироп на потребителей блинчиков.

Как только заказчик ушел, Содетски набрал телефон старого приятеля, с которым когда-то работал. Трубка долго молчала. Но наконец ожила.

– Ты понимаешь, какой инструмент заполучит кто-то, если использует твою методику предлагаемым образом? – задумчиво спросил приятель.

– Понимаю. Но зачем ставить вопрос именно так? Любая методика имеет оборотную сторону. – Рой выступил в роли Готлиба.

– Но не любая будет столь же доступна. Маловероятно, например, что случайным людям по силам собрать атомную бомбу. Для ее создания требуются огромные ресурсы. А здесь речь идет всего лишь о компьютерной программе, – вновь возразил бывший коллега.

– Ну, все не так просто. Ты же понимаешь, что это должна быть уникальная программа, и создавать ее будут тоже люди с высоким интеллектом. Кстати, ты не мог бы подсказать, кому это по силам. Ты же долго вращался среди компьютерщиков…

– Мой отец работал с Оппенгеймером и не сумел себе простить Хиросимы и Нагасаки. – Не обращая внимания на вопрос, приятель продолжил излагать свое мнение. – Он много лет терзал себя, а затем сам вынес приговор.

– Твой отец, насколько мне известно, разбился в автокатастрофе, – уточнил Рой.

– Такова официальная версия… Но я-то знаю, что его замучили угрызения совести. Скажи мне, Рой, почему наука чаще всего совершает прорывы там, где дело касается насилия над людьми?

– Иногда это стремление лишь защитить себя, отстоять свои принципы, насадить прогрессивные идеи.

– Дорога в ад всегда вымощена благими намерениями, – продолжал гнуть свою линию телефонный собеседник. – Безусловно, любая программа, способная целенаправленно будить в человеке те или иные эмоции, стала бы огромным прорывом в области биофизики и психологии. Но мы не знаем, в чьих руках окажется кнопка. Хотя что я тебя убеждаю, профессор Содетски. У тебя нет выбора. Так что оставим наш теоретический спор. Глупо отказываться от финансирования, когда наука трещит по швам. И больше себя не изводи!

– Так кто бы мог потянуть такую программу? – поинтересовался Рой Содетски.

– Если память мне не изменяет, есть один русский. Его фамилия Широков. По-русски это означает что-то большое. Точно, Виктор Широков!

– И что он из себя представляет?

– Откуда же мне знать? Могу лишь сказать, чем он несколько лет назад поразил меня. Мои умельцы как-то случайно взломали его компьютер. А там была «вывешена» небольшая виртуальная игрушка под поэтическим названием «Зимняя сказка». Я был просто очарован, все так натурально… И это без специальной оснастки! У нас бы этот парень миллионы заработал…

– Неужели так серьезно?

– Серьезнее, мой друг, не бывает. Стопроцентно твой случай. Могу даже его координаты дать, если нальешь стаканчик виски.

Спустя несколько дней Содетски положил на стол Миля Готлиба составленное по всем правилам задание для некого русского гения.

– Вот и отправляйте ему это, – распорядился Готлиб. – Заключите по всем правилам контракт. И работу тоже будете принимать вы, мой дорогой. А как вы хотите?! И… меньше эмоций.

Спустя семь месяцев Содетски направил работодателю свое заключение, которое сейчас лежало на столе богатого авантюриста.

Победа близка! Лишь бы Миган не догадался о его игре.

в которой Интеграла срочно отозвали в Москву, чтобы разыскать музу компьютерного гения, невольно ставшую яблоком раздора для отца и сына

Вы могли бы себе представить, что не успели в Париже ни-че-го? Я тоже не мог до недавнего времени. Но факт остается фактом: ваш старый знакомый Интеграл – он же Ильяс Рунце, он же Игорь Михайлович Свиридов – в последний свой приезд в Париж даже не заглянул по традиции в Лувр, не посидел за чашечкой кофе на террасе Гранд-отеля напротив Опера́. Не выпил пару стаканчиков молодого шабли на углу бульвара Клиши и Пигаль.

А все потому, что Мацкевич срочно отозвал меня в Москву.

К собственному удивлению, нашел я его на больничной койке травматологического отделения института Склифосовского. Мацкевич в горизонтальном положении?! Рука в неестественной позе, вся в скобах смотрит вправо, а нога – в аналогичных скобах – подвешена чуть ли не на метр над кроватью.

– Что случилось, Леонид Сергеевич? – как можно обеспокоеннее спросил я. – А где же следы бандитской пули? Как вы сейчас себя чувствуете?

– Все шутишь. Молодец. А за меня не беспокойся, – через «не могу» улыбнулся Мацкевич. – Поправляюсь. Но пока беспомощен, как котенок. Собственно, молодой человек, потому тебя и вызвал.

– Что, театр военных действий переносится в Россию? – спросил я.

– Театр – это всегда, где ты. Вспомни свое «катание» в Давосе. Хорошо, что еще жив остался, – не упустил случая подколоть меня Мацкевич.

– Один – один в вашу пользу, – быстро согласился я, дабы не продолжать злополучную тему моего позорного падения на лыжной трассе в Давосе на виду у мировой компьютерной интеллигенции. Хотя может ли вообще быть «компьютерная интеллигенция»? Научная? Да! Литературная? Да! Но компьютерная? Может, лет через сто? Когда вся остальная вымрет…

– О чем ты думаешь, Игорь? Лучше дай воды испить, век не забуду, – продолжал ерничать Мацкевич.

Воды я ему, конечно, дал. Но не стал скрывать недовольства. Мало того что оторвали от дел, так еще ерничают.

– Так все-таки что случилось? Неужели поскользнулись на паркете, товарищ полковник?

По какой-то едва уловимой гримасе больного я понял, что Мацкевич стесняется того, что с ним произошло.

– Да вот, на старости лет решил заделаться филером.

От удивления у меня чуть не отвалилась челюсть.

– Как это вас угораздило? Какая в этом была необходимость? Или решили тряхнуть стариной?

– Попал в точку. В начале своей карьеры я действительно короткое время служил в «наружке». Можно сказать, подрабатывал. Гадкая, скажу тебе, работёнка. Но вот пришлось вспомнить, и результат налицо. Точнее, на ноге и руке.