Милдред Дэвис - Комната наверху

— Мне кажется, что у Киттен должны быть подруги, которые навещают ее.

— Что? — Она заморгала, стараясь сосредоточиться. Несколько ягод упало на платье, но Патрисия даже не заметила этого.

— Почти у всех девушек есть подруги. У вас — Лоретта. А у Киттен была лучшая подруга?

— Лучшая подруга? — неуверенно произнесла Патрисия, тупо глядя по сторонам мутными глазами. Вдруг она заметила пятно на платье. — Ой! Посмотрите, что я наделала!

Бормоча что-то успокаивающее, шофер смочил салфетку и начал старательно оттирать пятно. Наконец оно почти исчезло.

Патрисия хихикнула.

— А вы делаетесь нахальным.

Свендсен положил салфетку на стол и сел. Девушка виновато оглянулась, боясь, что на нее смотрят, но никто не обращал внимания, и она снова занялась пирогом.

— А были ли у Киттен близкие подруги, которые и сейчас навещают ее? — опять спросил Свендсен.

— Что?

— Подруги должны были приходить. Это естественно.

— А! — Патрисия попыталась сосредоточиться. — Господи, конечно, нет. Ее все ненавидели. Они только радовались ее уродству, и она это прекрасно знает. — На лице Патрисии появилось философское выражение. Подумав, она добавила: — Они тянулись к ней просто потому, что она была в центре внимания. Вы замечали, как девушки тянутся к тем, кто пользуется успехом? Когда я училась в школе, было так же. Парни ухаживали за мной, и остальные девочки…

— Так, значит, они радовались ее несчастью, — повторил шофер. — А кто, по-вашему, радовался больше всех?

— Что? — Патрисия заморгала.

Глубоко вздохнув, Свендсен наклонился и отпил кофе.

— Просто подумал, кто мог бы радоваться беде Киттен?

— Господи, да почти все, — сказала Патрисия, беззаботно пожав плечами. — Могу поспорить, что миссис Льюисон не очень-то расстроилась. Конечно, она замужем, и все такое, но мне кажется, что она завидует Киттен. Не знаю почему. Они редко бывали в одной компании. Но я заметила, что она ненавидит Киттен. Впрочем, не она одна. Ее все ненавидят. Я имею в виду девушек.

Неожиданно взгляд Патрисии сделался более осмысленным. Она поколебалась, облизывая губы, потом подалась к Свендсену и уставилась на него.

— Хотите, скажу кое-что?

Шофер не выказал любопытства. Разве что глаза стали более сосредоточенными.

— Что?

— Не знаю, стоит ли вам об этом рассказывать. — Ее лицо раскраснелось и вспотело, а платье стало мокрым под мышками. — Вы не проболтаетесь? Я имею в виду Корвитов или Уэймюллера.

Он покачал головой.

— Вы знаете, что в газетах писали, будто бы Киттен была одна в машине, когда случилась авария?

— Да, и что?

— На самом деле, я думаю, все было не так.

— Правда? — мягко спросил шофер.

— Да. Иногда мне кажется, что кто-то нарочно разбил ее лицо о ветровое стекло.

Свендсен оставил в покое чайную ложку. Положив руки на столик, он внимательно изучал их.

— Это было бы нелегко. Стекло небьющееся. Почему вы так думаете?

— Но ведь столько людей были бы только рады…

Он вздохнул.

— Так это только догадки?

— А как она добралась бы до дома с такими порезами?

— А что ей было делать, если вокруг никого? Кроме того, неужели она стала бы молчать?

— Вы не знаете эту семью! Они сделают все, чтобы только о них не судачили, — в ее голосе зазвучали упрямые нотки. — Но это еще не все. Вообще-то я не должна вам этого говорить… Я обещала кухарке, что буду молчать. Она взбеленится, если узнает, что я болтала. Вы точно никому не скажете?

Свендсен опять кивнул.

— Так вот. В день аварии кухарка вышла на улицу, чтобы бросить старые газеты в мусорный бак. Мне казалось, что перед этим я слышала звонок в дверь. В общем, она сказала, что видела, как уехала Киттен. И кто-то еще был с ней в машине. — Патрисия прищурилась. — Что вы об этом думаете?

— А не могла она высадить своего пассажира до аварии?

— Да, но… Они-то говорят, что она вообще поехала одна.

Свендсен не отрывал глаз от своих рук.

— А кухарка не видела, кто это был?

— Нет, она не знает. Она же видела их только мельком. Даже не знает, мужчина это был или женщина.

— Понимаю. — Рука, сжимавшая ручку чашки, расслабилась. Он встал. — Ну, пойдемте?

Дверь тихо закрылась, чиркнув по ковру. Тусклый сумеречный свет, проникший из коридора, упал на овальный предмет на стене.

В комнате наверху пациентка разглядывала маленького медного пловца, прикрепленного к деревянному овалу. Он присел, готовясь броситься в воду. Перевернув доску, она посмотрела на надпись, выгравированную на обороте: «Первое место по прыжкам с вышки. Киттен Корвит». Пациентка снова повесила доску на место и, подойдя к туалетному столику, взяла красную тетрадь с золотым обрезом. Склонив голову, она молча и неподвижно вглядывалась в страницы.

«Сегодня мы ходили на соревнования по плаванию. Я участвовала в заплывах на спине и кролем, но ничего не выиграла. Киттен выиграла два первых приза, один за кроль, второй — за прыжки в воду. Все восторгались ею. Потом к ней подошел тренер и спросил, не хочет ли она заняться плаванием профессионально. Она сказала, что никогда об этом не думала, и он ответил, что подумать следовало бы. Но она заявила, что плавает только для собственного удовольствия…»

Разглядывая карточки и отбрасывая их в сторону, Хильда ставила «да» или «нет» против соответствующего имени в лежащем перед ней списке.

— Получив приглашения полтора месяца назад, они могли бы и не тянуть с ответом до последней недели, — сердито пробормотала она. Лампа на письменном столе в кабинете тускло освещала ее темноволосую голову, склоняющуюся то к карточкам, то к списку.

— Большинство из них собирается прийти, так, Хильда? — спросила Дора, изучая листок бумаги, лежавший у нее на коленях.

Хильда кивнула. Ее взгляд почему-то все время устремлялся на портьеры, закрывающие стеклянные двери на террасу, как будто она кого-то ждала.

— Да, вряд ли нам будет легко. — Бросив лист бумаги на диван, Дора закинула ногу на ногу и вытянула руку. Сполохи огня заиграли на квадратном бриллианте. — Лучше пусть он остается один, Фрэнсис. В окружении других камней он будет выглядеть тяжеловато.

Фрэнсис развалился рядом с ней на диване, вытянув ноги и сонно глядя в камин.

— А выпивки будет достаточно?

— Целый ящик шампанского специально для тебя.

— Еще бы, ты же знаешь, что трезвым меня к алтарю не притащишь. Ручаюсь, ты всем говоришь, что это я сделал тебе предложение. А я просто невинная жертва. Это ты все обстряпала. Ты виляла попкой, ты натиралась благовониями и шуршала шелковым бельем. А я только и сделал, что выдавил пару слов.

Дора достала сигареты и закурила. Выдув струю дыма в сторону камина, она сказала: