Милдред Дэвис - Комната наверху

— В этом я не сомневаюсь. — Тихо, совсем не стараясь поставить его на место, сказала девушка. Она была слишком неуверенна в себе. Чтобы не сучить руками, она сложила их на груди. Затем передумала и сцепила руки за спиной, спрятав их от его проницательного взора. — Так почему вы согласились работать этот месяц? — повторила она.

— Жду, пока семья, на которую я работаю, вернется из Флориды. Они платят мне, но на какое-то время я остался не у дел.

— Понимаю. — Она говорила тихо, но было ясно, что ее подозрение улеглось. Напряженность мало-помалу начала переходить в усталость. Как будто почти забыв о собеседнике, девушка повернулась к камину, и ее глаза остановились на одной из безделушек. Она протянула руку, но тут вспомнила о присутствии Свендсена. Резко отдернув руку, девушка бросила на него быстрый взгляд.

Он смотрел на безделушку. Это был стеклянный котенок, такой, какие встречаются в тирах или на комодах молоденьких продавщиц. В этой угнетающей, дорого обставленной комнате, он был не на своем месте.

— Вы слишком высоки для мундира нашего бывшего шофера. Придется вам пока походить без формы. — Она говорила резко и отрывисто, желая отвлечь его внимание от фигурки на каминной полке. Он посмотрел на девушку. Розовые крашеные ногти впились в мягкую шерсть свитера, когда она стиснула свои плечи.

— Думаю, это все. Да, завтра вы не понадобитесь моему отцу. Он будет ждать вас в девять тридцать утра в пятницу. — Она старалась, чтобы голос звучал ровно. — Вы, конечно, знаете, ваши комнаты над гаражом.

Беседа была окончена.

Мужчина слегка склонил голову и направился к двери. Он был уже на пороге, когда девушка добавила:

— Ключи у Уэймюллера.

Он кивнул.

— Да, мисс, — и пошел дальше.

Девушка смотрела ему вслед тусклым взором. Когда он ушел, ее руки медленно расслабились и напряжение полностью исчезло. Теперь она выглядела просто усталой, слишком измученной, чтобы пошевелиться, и долго стояла, глядя на дверь.

Наконец она глубоко вздохнула и тряхнула головой, прогоняя оцепенение. Взволнованно подойдя к конторке, она хотела было сесть, но передумала и приблизилась к окну, чтобы посмотреть на тоскливый пейзаж — замерзшую землю и голые деревья у гаража.

Через минуту она отвернулась, опустив шторы. В комнате было почти темно. Девушка подошла к камину и взяла маленького голубого котенка. Стекло блеснуло в полутьме, и глаза-бусинки уставились на девушку. Фигурка была около шести дюймов высотой. В ее пустом животике находилась деревянная катушка, прикрепленная двумя кусочками проволоки, продетой в отверстия в фарфоре. На катушку была намотана белая веревочка, концы которой торчали наружу.

Девушка потрогала гладкую блестящую поверхность пальцами, затем взяла концы веревочки в руки и стала тянуть сначала правый, потом левый. Котенок пополз вверх по белой веревке. Бечевка монотонно скручивалась и распрямлялась, котенок ползал взад-вперед.

Девушка не смотрела на игрушку, а устремила отсутствующий взгляд в пространство. Ее маленькое остренькое личико ничего не выражало.

Вернувшись в кухню, Свендсен увидел девушку в платье горничной; она накрывала стол для слуг. Девушка была молода, лет, наверное, девятнадцати. Черноволосая и черноглазая, с румянцем на белой коже, она казалась яркой и сочной, как тропический плод. У нее были правильные, но слишком крупные черты, такие, которые с годами становятся грубоватыми.

При виде незнакомца в глазах девушки мелькнуло любопытство. Она вопросительно посмотрела на Уэймюллера, который выходил из буфетной с серебром и салфетками. Он прошагал мимо них в столовую, не обратив внимания на ее невысказанный вопрос. Немного удивленная, горничная бросила на Свендсена кокетливый взгляд.

— Я Патрисия Макалузо. — Она улыбнулась. — А вы новый шофер?

Свендсен окинул ее мрачным немигающим взором, оглядев высокую грудь, туго обтянутые форменным платьем бедра, немного полноватые икры. Его губы разомкнулись, обнажились сероватые зубы. Вероятно, это была улыбка.

— Я Джин Свендсен. — Улыбка тотчас исчезла, и лицо снова превратилось в каменную маску.

Сев на стул, он наблюдал, как горничная небрежно раскладывает на столе вилки и ножи. Когда Уэймюллер, сновавший между буфетной и столовой, оказывался поблизости от стола, девушка начинала работать аккуратнее, словно ребенок, который только и ждет, чтобы мать отвернулась. Шофер принялся лениво покачиваться на стуле.

— Как вы сюда добрались? — осведомилась девушка.

Взяв листок сельдерея, он удовлетворил ее любопытство.

— Вы, должно быть, замерзли, — заметила она, наложив салата в небольшую миску на кухонном столе и передавая блюдо Уэймюллеру.

Свендсен подтвердил, что так и было.

Покачиваясь на стуле, он внимательно наблюдал за слугами. Кухарка была явно безучастна к происходящему, но Уэймюллер ежеминутно бросал на новичка острые, подозрительные взгляды. Но шофер не замечал их, потому что смотрел в другую сторону.

Наконец, смачно зевнув и взяв еще веточку сельдерея, Свендсен нарушил молчание.

— А кто это играл на пианино, когда я пришел? — спросил он Патрисию.

Та быстро подняла на него настороженный взгляд, но увидела в его глазах лишь праздное любопытство. Мгновение поколебавшись, девушка окинула взглядом кухню. Никто не обращал на них внимания.

— Это была мисс Корвит, — ответила она наконец и отошла к полке за солью и перцем.

— Как-то даже забавно, играть сейчас такое. «Это случилось в ясную полночь».

— Да, наверное. — Девушка замялась. — Но она всегда это играет.

Шофер изобразил вежливый интерес.

— Всегда? А почему?

Патрисия пожала плечами.

— Однажды она выступала в спектакле и играла эту песню. Всем ужасно понравилось, вот она и не дает людям забыть об этом. Ничего удивительного, что она так хорошо играет. Она брала уроки целых двенадцать лет.

— Она кажется немного странной.

— Они все… — Патрисия умолкла, когда дворецкий проходил мимо них в буфетную. На обратном пути он остановился и начал подравнивать приборы на столе, переводя взгляд с горничной на шофера. Наконец он вышел. Когда вращающиеся двери за ним закрылись, девушка продолжала:

— Они все странные. А та, которую вы видели, мисс Хильда, самая странная из всех.

Свендсен растерялся.

— Так это вы про Хильду сказали, что она играла на пианино?

— Ой, нет! — Она обменялась взглядом с кухаркой, которая перестала лить соус на жаркое и прислушалась к разговору. — Вы слышали, как играет младшая. Та, которую они называют Киттен.

Шофер ждал, переводя взгляд с горничной на кухарку. Обе женщины, казалось, слегка насторожились, словно боялись сказать лишнее.