Сергей Трахименок - Уехать в Париж

Фильм опять прервался, и в зале зажегся свет.

— А еще? — спросил опер.

— Хватит, — ответил Ходкевич, — ты понял, почему я здесь?

— Да, понял я. Ты полагаешь, что все, что было с Дражниным, инсценировка?

— Безусловно.

— И все это проделали.

— Да, разумеется.

— А как ты догадался?

— Все дело в том, что Потапова и эти ребята, которые избивали героя фильма, учились во ВГИКе в одной группе. И к кому могла пойти Потапова за помощью?

— Только к ним, — согласился опер.

— Правильно.

— Но я не о том, как ты догадался, что избиения, это всего лишь инсценировка?

— Здесь все дело в технике исполнения трюка, который называется «сценическое столкновение». Так называются драки в кино.

— И чем же драки в кино отличаются от драк в жизни?

— Драка в жизни имеет цель поразить кого?

— Противника или соперника.

— Правильно, а драка в кино должна поразить в самое сердце. зрителя.

— А-а. И все же, как ты догадался?

— Все очень просто, когда я допрашивал Дражнина, он сказал мне, что того парня не привязывали к стулу. Бандиты так не делают.

— Почему?

— Потому что в киношной драке главную роль играет не тот, кто бьет, а тот, кого бьют.

— Не понял.

— Это долго объяснять, но для того, чтобы не сокращать ему возможностей отыграть главную роль в драке, он должен иметь некоторую степень свободы. Вот потому его и не привязывают. И он имеет возможность не только морщиться от ударов, но и падать, опрокидываться, летать от стенки к стенке на радость зрителям.

— Ты сам об этом догадался?

— Почти, просто я когда-то интересовался белорусским кино, ходил на встречи с актерами и усвоил их главный принцип.

— Это какой же?

— Кино, батенька, это зрелище.

— Да кто ж этого не знает.

— Знают все, но не все могут понять, что только через зрелищность в кино можно добиться соответствующего эффекта.

— Ну, ты даешь, — сказал опер, — а не уйти ли тебе в белорусское кино?

— Нет, это всего лишь имитация знаний о кино, да и то в рамках уголовного дела, которое я расследую.

— Ты расследуешь, а я?

— И ты тоже. Вчера меня вызвал босс и потребовал сегодня резюме по всем материалам.

— А я причем. Я же помогаю тебе неофициально.

— Неофициальная помощь закончилась. Шеф сказал, чтобы я был на докладе с тобой.

— Чтобы это значило?

— Как всегда, это может означать возможную реализацию дела, возможные аресты, задержания, все то, что так любят опера. Едем.

Несмотря на то, что босс ждал их, в кабинет к нему они попали только после- получасовой «отсидки» в приемной.

— Обычная метода, — шепнул Ходкевич Толстухе, — подчиненный должен созреть для того, чтобы внимать указаниям начальства.

Когда они вошли в кабинет, шеф кивнул Ходкевичу, а с Толстухой, представителем другого подразделения, поздоровался за руку.

Потом указал обоим на стулья за приставным столиком и сказал Ходкевичу:

— Докладывайте.

Ходкевич стал излагать материалы предварительной проверки. Он дошел до предположения о возможной инсценировки похищения, и шеф прервал его.

— Ходкевич, — сказал он, — правильно расставляйте акценты. Какая инсценировка? Это они драку могут инсценировать. А действия, которые произвели в отношении гражданина Дражнина, не есть инсценировка, это реальные действия, подпадающие под конкретную статью Уголовного кодекса.

Тут шефа понесло, он вскочил со стула и заорал:

— Я им покажу кино, я им покажу, как самоуправничать, — кричал он, — это им не Париж. Задержать всех, кто участвовал в этом спектакле.

— Но у нас нет основания задерживать актеров, — сказал следователь.

— Как это нет основания?

— В их действиях нет состава преступления. Мало того, они действовали в состоянии необходимой обороны. Так как совершенно искренне, хотя и довольно своеобразно, защищали интересы гражданки Беларуси Потаповой от преступного посягательства.

— Она что? Гражданка Беларуси?

— Разумеется.

— Так, — произнес начследотдела. — Тогда надо задержать актрису.

— Основание?

— Организация похищения, введение в заблуждение. правоохранительных органов. Отвлечение их от основного вида деятельности… В то время как вокруг совершается масса преступлений, мы тратим силы на пустышки. В общем, берите автозак и дуйте в аэропорт.

— Почему в аэропорт? — удивился Ходкевич.

— Потому что вы в отличие от меня абсолютно не знаете оперативной обстановки.

— И все же, — упрямо, но спокойно, произнес Ходкевич, — какой новый элемент этой обстановки появился в последние двадцать четыре часа?

— Он появился гораздо раньше, просто вы его не знали, потому что плохо отслеживали все, что происходило вокруг данного похищения.

— Так что же все-таки произошло? — снова спросил Ходкевич. — Чем сегодняшний день отличается от вчерашнего.

— Тем, — назидательно произнес начслед, — что она сегодня бежит в свой Париж.

— Откуда вы знаете?

— Работа у меня такая. знать то, чего подчиненные не знают.

— А как с санкцией на арест?

— Никак, мы задержим ее на трое суток, а там видно будет.

— А как с транспортом? — поинтересовался Ходкевич.

— С транспортом все нормально, — ехидно ответил шеф, — без транспорта плохо.

Вернувшись в кабинет, следователь позвонил в аэропорт и узнал время отлета самолета в Париж. Затем он позвонил в гараж и вызвал автозак. И только после этого «опустился» до разговора с Толстухой.

— У меня в сейфе некая подборка фактов, — сказал он.

— По делам о похищениях?

— Не только, там еще материалы о молодежных группировках, в частности, Кривого и Цези.

— Тебе это зачем, это же не твой профиль, — сказал Толстуха.

— Он сейчас не мой, а когда возникнет уголовное дело, и его надо будет расследовать.

— Далеко глядишь, — сказал опер, — но не высоко сидишь, а вдруг его отдадут другому следователю.

— Ну и что, одно дело делаем, я помогу ему этими материалами.

— Виктор, — сказала, распахнув дверь кабинета секретарша, — шеф беспокоится чтобы вы не опоздали в аэропорт.

— Автозака еще нет, — ответил Ходкевич.

— Уже подошел, — ответила на это секретарша и закрыла дверь кабинета.

— Привет, — сказал им водитель автозака, — а я думаю с кем ехать, сейчас какой-нибудь следак упадет в иномарку, как за ним удержаться. А у вас все в порядке, за вами я успею.

— Вот видишь, — засмеялся Толстуха, — о качествах твоего «Жигуля» известно даже в тюрьме.

— В тюрьме обо всем узнают первыми, — поддержал его Ходкевич, — и это вовсе не парадокс. Просто в тюрьме любая информация является более ценной, чем на свободе.

— Хватит философствовать, — сказал Толстуха, садясь в автомобиль Ходке- вича, — ты объясни мне лучше, откуда твой шеф так хорошо знает, что случилось в подвале, и почему он сразу догадался, что это имитация?