Жан-Пьер Гаттеньо - Месье, сделайте мне больно

Когда позвонил Шапиро, я отложил газету, одновременно испытывая грусть и странное ощущение тоски.

– Ты можешь сейчас зайти в комиссариат? – произнес он ритуальную фразу.

Меня провели в крошечную холодную комнату, где я ждал в прошлый раз, когда меня вызывал Шапиро. За столом сидел все тот же полицейский в штатском. По другую сторону стола какой-то тип, видимо, диктовал ему свои показания. Его речь была медленной и невнятной. Словно он читал какую-то сюрреалистическую поэму. Но полицейского это не волновало. Он печатал, что ему говорили, не заботясь о логике.

– Ashen lady, – повторял тип напротив него, – нужно было похоронить ее рядом с Джимом, это точно, она спасет город.

Волосы у меня на голове встали дыбом. Диск-жокей! У меня возникло чувство, что мир вокруг рушится. Шапиро докопался до правды. На этот раз он собирался меня разоблачить.

Разом вернулись мысли, одолевавшие меня, когда я обнаружил Ольгу мертвой на своей кушетке. «Если кто-нибудь поверит в вашу невиновность, я сниму перед вами шляпу», – сказал мне Злибовик. Он был прав, от Шапиро не стоило ждать никакого снисхождения. Меня отвезут домой в наручниках, чтобы восстановить цепь событий, перевернут все вверх дном, мои документы, архивы. Замучают меня одними и теми же вопросами, возможно, возьмутся и за моих пациентов. Завтра рядом с моей фотографией пресса даст заголовок: «ПСИХОАНАЛИТИК ДУШИТ СВОЮ ПАЦИЕНТКУ!» И сегодня вечером первый раз в жизни я буду спать в тюремной камере. Охваченный паникой, я хотел улизнуть, убежать как можно дальше отсюда, чтобы стать недосягаемым для Шапиро, его расследования и допросов. Я готовился уйти, когда полицейский повернулся ко мне.

– Комиссар вас сейчас примет, – пробурчал он, указывая мне на стул.

Я сделал вид, что не слышу, и продолжил свой отход. Перед дверью полицейский в униформе преградил мне дорогу.

– Вы глухой или что? – сказал раздраженно тип в штатском, – я вам сказал сесть там.

С обреченным видом я подчинился.

Диск-жокей сидел ко мне спиной. Он продолжал свой невнятный рассказ, соединяя тексты Джима Моррисона с туманными метафизическими размышлениями. Я все время боялся, чтобы он не повернулся и не риал меня. Но он не поворачивался. В любом случае, это было неважно: через минуту нас посадят лицом к лицу, и я не знал, что сказать в свою защиту. В это время полицейский, глазом не моргнув, печатал самые что ни есть бредовые объяснения.

Минут через двадцать открылась дверь кабинета Шапиро.

– Входи, – сказал он и посторонился, чтобы меня пропустить.

И добавил:

– Нашли Ольгу Монтиньяк.

Он предложил мне сесть. Но вместо жесткого допроса, которого я ожидал, он с раскаявшимся видом сказал:

– Я приношу тебе свои извинения, я полностью заблуждался насчет этой женщины. Был убежден, что это она прикончила своего мужа, но это невозможно: Злибовик убил ее двумя днями раньше.

– Что?

От удивления я поднялся со стула. Он знаком велел мне сесть на место, потом показал на стопку листов, исписанных от руки – я узнал почерк Злибовика.

– Тебя это удивляет, а? Но это правда. Он послал нам это письмо, перед тем как застрелиться. Это благодаря ему мы узнали, где была спрятана Ольга Монтиньяк, точнее ее тело. Он похоронил ее в одной из могил на кладбище Пер-Лашез.

– Это невозможно, – пробормотал я, ошеломленный тем, что услышал.

– Я тоже не хотел в это верить, но пришлось признать очевидное. Все, о чем он рассказывает в письме, сходится. Он пошел на кладбище с помощью отмычки одного из своих прежних пациентов, завсегдатая Пер-Лашез. Там и избавился от нее – а мы только зря искали ее повсюду. Все сходится: путь, проделанный от входа на кладбище на улице Упокоения до могилы некоего Сергея Прево, ломик, которым он воспользовался, чтобы отодвинуть камень, и Ольга Монтиньяк, спрятанная под ним. Конечно, он не мог проделать это один, мы задержали типа, который помог ему в этом жутком деле. Какой-то тронутый, который по ночам шатается вокруг могилы Джима Моррисона. Это его допрашивают в соседней комнате. Когда закончат, отправят в психиатрическую больницу, это убережет его от преследования за осквернение могил. Во всяком случае, он узнал Злибовика, когда мы показали ему тело в морге. Ты мне скажешь, что, учитывая его состояние, он опознал бы даже свою собственную бабушку, но главное состоит в том, что его показания сходятся с признаниями Злибовика.

Я не знал, что сказать. У меня в кармане все еще лежала отмычка, с помощью которой я вошел на кладбище. Что касается остального, как сказал Шапиро, все сходилось. Злибовик преподнес ему то, что я рассказывал у него на кушетке. Он принял на себя не только мою депрессию, но и все мои злоключения с Ольгой. Даже приписал себе убийство. Без сомнения, так удобнее всего для полиции. Эта посмертная манера загладить свою вину передо мной лишила меня голоса.

– Странная история, – вновь заговорил Шапиро, махая письмом Злибовика. – В восемьдесят лет этот тип влюбляется в Ольгу Монтиньяк. Больше, чем возвращение в молодость, это взрыв. Сначала она была его пациенткой. Доведенный до крайности, он думал от нее избавиться, передав тебе, но это оказалось сильнее него, и он не смог удержаться, чтобы ее не видеть. Она, должно быть, заставила его потерять голову. То, что он рассказывает об этом, забавно. В двух словах, в прошлый понедельник в приступе губительной страсти он ее задушил. Что подтвердило вскрытие. Представляешь, прежде чем похоронить, он держал ее у себя дома почти четверо суток!

– Должно быть, он чувствовал себя очень плохо, раз действовал подобным образом.

– На мой взгляд, он не решался с ней расстаться. Такое немного некрофилическое поведение встречается чаще, чем полагают. Если бы ты читал полицейские архивы, то понял бы, что к чему. Все это настолько ударило ему в голову, что он убил и мужа тоже.

На этот раз я промолчал. Я не был удивлен, заподозрив истину, когда Злибовик сказал мне, что встречался с ним, чтобы обсудить долги Аналитического кружка.

– Это тоже не вызывает никаких сомнений. Именно он позвонил в полицию после убийства. Он не мог знать эту деталь, пресса не упоминала о ней. Но самое главное – это то, что он застрелился из оружия, из которого убил Монтиньяка. Почему он так поступил? Он очень уклончиво говорит об этом в письме. Возможно, из-за того, что произошло с Ольгой. В преступлениях, совершенных на почве ревности, все получают по заслугам: любовница, супруга, муж, любовник. Все те, кто, в той или иной мере, замешаны в деле. К тому же между ними произошел спор, касающийся финансовых дел психоаналитического центра. Монтиньяк занимался этим. В своей обычной манере. Злибовик оказался в полной зависимости от него. Злоупотребление общественным имуществом, незаконное финансовое обеспечение проектов, подлог и использование фальшивых документов, расхищение средств – вот как работал Aналитический кружок. Это почерк Монтиньяка. Даже если Злибовик был ни при чем, ему пришлось бы за это ответить. Он был официальным управляющим этой организации. Ты понимаешь, у него было достаточно причин, чтобы устранить Макса.