Валерий Поволяев - Семейный отдых в Турции (сборник рассказов)

- Ешьте, ешьте, - говорила она ласково, подкладывала им еду, не экономя, улыбалась, ловила взгляды детей: ей сегодня было легко, она наконец-то стала такой, какой всегда хотела быть, какой видела себя во сне...

Вот и она наконец-то сможет с повизгивающими от восторга детишками забраться в корзину красного воздушного шара и показать им Москву: вот это Воробьевы горы, это Лужа, как ныне зовут Лужники - спортивное княжество размерами не меньше Лихтенштейна, обратившееся в гигантский рынок, вот это Москва-река, а вон там, где посверкивают золотом купола, обиталище нынешних небожителей, Кремль...

Первый шаг сделан. Надо было делать шаг второй. У Августы в деревянной шкатулке хранилось старое, с большим чистым бриллиантом кольцо бабушкино наследство. Августиной бабушке оно также досталось от бабушки и было сделано в год, когда Наполеона сослали на остров Святой Елены, - из качественного червонного золота, с искусными платиновыми подушечками, в которые были вставлены бриллианты; из современных поделок у Августы имелись серьги с крохотными уральскими изумрудами, она их берегла, не продавала, считая, что серьги пойдут на черный день, а самый черный день пока ещё не наступил; два обручальных кольца, продавать которые она считала кощунственным, и невзрачный кулончик в виде банального сердечка, на который вряд ли кто из покупателей позарится, слишком уж он неприметный, серенький, на золотой совсем не похож - тусклая самоварная медь, а не благородный металл... Имелись в доме ещё кое-какие ценные вещи - песцовый воротник, который она берегла для себя, а в последнее время подумывала, что воротник сгодится и для Натальи, когда та будет выходить замуж. Августа, перетряхивая свое богатство, решительно отложила в сторону воротник, к нему добавила свою кожаную куртку, совершенно неношенную, деловой костюм, сшитый из отличного тонкого сукна - Алексей Семенюк специально справил, посчитав, что его жена должна пойти работать в бизнес-центр, но работать там она не смогла, хорошие итальянские туфли, которые Августа надела один только раз и потом две недели хромала - они были ей малы - в общем, получился внушительный ворох вещей, за которые она собиралась выручить деньги.

Она могла эти вещи заложить, могла даже продать, если дадут приличную сумму... А что? И продаст. Даже бабушкино кольцо продаст... В душе возникло что-то протестующее: бабушкино кольцо-то жалко, это фамильное, кольцо надо бы по наследству передать Наташке или Наташкиной дочери, но... словом, похлюпав носом, Августа справилась с сыростью и решительно придавила в себе всякие колебания.

Ныне ведь если не будешь жестким и по отношению к себе и по отношению к другим - вряд ли выживешь. Сунула драгоценности в сумку, одежду с обувью аккуратно сложила в два больших ярких пакета и поехала в ломбард.

Сумма, которую ей предложили в ломбарде, была смехотворной - такие деньги она зарабатывала и у себя в конторе, одежду лучше было все-таки продать - получалось больше. И драгоценности тоже продать, закрыть глаза на то, что кольцо старое, фамильное... Жизнь дороже... И пустить все деньги в оборот, в три "Ж". Тут Августа снова схватила себя за руку: а надо ли это делать, может, обойтись одним залогом, а позже драгоценности выкупить? больше всего Августа боялась в этот момент собственных колебаний, раздумий. Но вопрос стоит ребром: либо зубы на полку, либо бабушкино кольцо на чьем-то жирном коротком пальце, либо-либо...

Мысли были невеселые, но Августа боролась с ними и преуспевала, поскольку поверила, что и над её головой в далекой выси, где в догонялки играют веселые звезды, зажглась, пустила к земле свои светлые лучи её звезда, и пока она мерцает в небе, пока помогает жить, этим надо пользоваться. И прочь всякие сомнения, слабость, хлюпанье. Сомнениями ни себя, ни Наташку с Игорьком не накормишь, не оденешь, не обуешь...

Костюм, воротник и туфли она продала в несколько минут - сделала это лихо, как опытная торговка, даже удивилась собственной ловкости, ранее за ней не числившейся, и легкости. Словно бы делала святое дело и была на это благословлена. А вот с драгоценностями решила все-таки до конца не расставаться.

Драгоценности она заложила в ломбард, который поначалу отвергла видать, в бабушкином наследстве была заложена некая сила, оберегающая от непродуманных поступков, - сумма была много меньше той, что она могла получить, продав "цацки", зато душа перестала болеть.

На все деньги Августа снова купила билеты, вечером рассмотрела их, сначала каждый в отдельности, потом пачкой, затем снова в отдельности - в ней и гордость была, и неудовлетворенность - билетов надо бы иметь больше. Да, билетов пока мало, мало, мало, нужно, чтобы пачка имела вес хорошего кирпича, вот тогда она принесет деньги, а эта может принести пока только денежки.

Поразмышляв дня два, помаявшись в сомнениях, Августа решила заложить свою квартиру. Игорьку с Наташкой она объявила утром третьего дня:

- Ребятки, значит так... Вы слышали когда-нибудь про пионерские лагеря?

Игорек слышал, Наташка нет. "Слишком быстро выветривается из нашего народа прошлое", - пришла Августе на память фраза, вычитанная в газете, она пробормотала что-то невнятное насчет детского рая, в котором просыпаются и ложатся спать под звуки серебряного горна, где пионеры, которые любят сладкое, с повидлом едят даже мясо и рыбу, до посинения купаются в реке, по вечерам жгут высокие костры, ходят в походы, собирают грибы, совершают налеты на лесные малинники и вообще живут как цари.

- Хотите провести месяц в пионерском лагере? - спросила Августа у детей. - Целый месяц? А? Или даже полтора? - Произведя в голове кое-какие расчеты, Августа подняла планку. - Тридцать шесть дней... А?

- Хотим! - дружно закричали Игорек с Наташкой, два голоса слились в один, худые бледные лица детей расцвели.

- Мам, а ты сама когда-нибудь бывала в пионерском лагере? неожиданно, хитро сощурившись, спросил Игорек.

- Бывала, - ответила Августа после паузы, улыбнулась грустно. Приходилось.

- Что-то ты об этом никогда нам не рассказывала. Чего так, мам?

- Некогда было, - очнувшись, вспомнила свое легкое и радостное детство, и сделалось ей так тепло, покойно, защищенно, что снова захотелось туда. - Да ты, Игорек, и не спрашивал. Пионеров нет уже несколько лет, само слово "пионер" стало ругательным. Теперь это, скорее всего, не пионерские лагеря, а детские или что-нибудь в этом духе. В общем, едем в лагерь, да? спросила она грозным голосом. - А то я могу и передумать, раз вы начали расспрашивать, где я была, а где не была. Дискуссии мне не нужны.

- Едем, едем! - снова в один голос вскричали Игорек с Наташкой.

- Ладно, а то я уж собралась сдавать путевки. Вот они, - Августа вытащила из сумки два сложенных вчетверо листа бумаги.