Алан Глинн - Корпорация «Винтерленд»

Нортон осматривает себя в зеркале.

О другом сценарии даже подумать страшно. В нем он выступал бы главным героем. А также кормом для таблоидов и темой бесконечных селебрити-радиошоу. Телевизионщики смонтировали бы его персональный ролик и крутили бы день и ночь, пока все не одурели бы: Нортон шагает по улице с хитрющим выражением на лице, Нортон пытается вылезти из машины, Нортон то, Нортон се…

Брр, кошмар!

Конечно, при таком раскладе пиар был бы наименьшей из его хлопот: параллельно шла бы длительная судебная тяжба, которая закончилась бы банкротством, позором и гибелью.

Нортон поправляет пиджак и приглаживает волосы.

Как подумаешь об этом, понимаешь, что сделал правильный выбор.

Он выходит из спальни на лестницу.

16:45.

— Мириам!

— Да-да, уже иду.

Мириам появляется из своей спальни. На ней темно-синий костюм, темно-синие туфли и темно-синяя шляпка-таблетка. Она выглядит элегантно и уныло — как и подобает.

— Что за церковь? — спрашивает она, вдевая в ухо сережку.

— Дэннибрук.

Мириам подходит к большому зеркалу и поправляет шляпку:

— Думаешь, будет много народу?

— Думаю, да, — отвечает Нортон. — Возможен аншлаг.

— Да ладно!

— Все может быть: он нравился людям.

— А ты хорошо его знал?

— Не очень, мы пару раз пересекались по бизнесу в прошлом.

Особенно в недавнем, про себя добавляет Нортон, не далее как на прошлой неделе. Так-так: раз он об этом думает, значит, до сих пор побаивается? Чего? Тут он вспоминает статью про Рафферти-племянника — о бандитских группировках и DVD-пиратстве.

— Мо, заканчивай, там пробки.

— Я почти готова.

Она прекращает общение с зеркалом, и они вместе спускаются вниз.

План казался таким безукоризненным: все или, по крайней мере, все его участие сводилось к краткому диалогу с Фитцем на заднем сиденье автомобиля.

И поглядите, что вышло!

Они выходят из дому, садятся в машину. По пути к воротам Нортон заново прокручивает в голове вереницу событий: ночь с понедельника на вторник, бессонницу, изматывающее ожидание, чуть не доведшее его до саморазрушения. И наконец, спасительный звонок во вторник утром. После этого звонка потребовалось немало времени на восстановление: минуты сменялись часами, одни люди на телефоне сменялись другими, и в итоге история приняла правильные очертания. И все же чувство тягостного дискомфорта долго не отпускало. Слишком глубоко он оказался втянутым в историю.

Правда, сегодня, в четверг, Нортон едет в церковь на отпевание бренных останков Ноэля Рафферти и чувствует себя спокойно и невозмутимо.

Паника ушла, угроза миновала.

Уже почти пять, и Ларри Болджер стоит на террасе Лейнстер-Хауса. [30] Leinster House — здание ирландского парламента. Стоит и смотрит на «Бусвеллз». [31] Buswell’s — отель почти напротив Лейнстер-Хауса. Он только что вышел с прений по реформе почтового налога и ждет машину. Он знает, что в гостинице сейчас заседает небольшая группа заднескамеечников. Они обсуждают, что все-таки за штука эти так называемые девелопменты. Любопытно, что они там наобсуждали.

Самое интересное, что на этой стадии борьбы за лидерство от тебя требуется только одно — притворяться, что ты не в курсе. Всю главную работу за тебя делают другие: они созывают, лоббируют, нашептывают.

— Мм… Ларри, можно тебя на секундочку?

Болджер оборачивается и тихо чертыхается:

— Секундочку? Такого не бывает в природе, Кен, особенно с тобой, так что нельзя…

— Видишь ли, это…

— Послушай, я сейчас тороплюсь. — (В этот момент, как по волшебству, подъезжает его машина.) — Я еду на отпевание. Может, завтра или по возвращении из Штатов.

Болджер резво спускается по лестнице и отворяет дверь автомобиля.

— Ларри, у меня есть для тебя важная информация, это…

— Можно в другой раз? Я занят.

Он садится в машину и хлопает дверцей.

Водителю ясно, что промедление смерти подобно.

— Добрый вечер, господин министр, — говорит он и отъезжает. — Куда едем?

Болджер глубоко вздыхает:

— Так-с… в Дэннибрук, Билли. Знаешь там церковь на углу? Спасибо.

Билли кивает. Они выезжают через главные ворота и поворачивают налево, на Килдер-стрит.

Затем Болджер откидывается на спинку и выдыхает. Интересно, он одинок во мнении, что главный политический обозреватель «Айриш индепендент» — невыносимый тип? Такое ощущение, что Кен Мерфи вместе с парочкой таких же прохвостов-журналюг живет в бесконечном радиошоу и претендует на то, что владеет всеми самыми свежими новостями.

И в то же время Болджер понимает, если его намерение возглавить партию осуществится — в результате ли кровавой бойни или бескровного путча, — ему придется вести себя более… как бы сказать, сговорчиво и играть в их игры.

Он закрывает глаза и смакует этакую прохладную ясность ума: он полагает, она приходит вместе с трезвостью.

Главное — правильно выстроенная архитектура ближайших месяцев: недавнее объявление о сделке с «Айбен-Химкорп», его предстоящая поездка с торговой миссией в Штаты, открытие Ричмонд-Плазы — эти шаги постепенно поднимут его авторитет в партии, в прессе, в народе.

Болджер опять открывает глаза. Они уже почти у Лисон-стритского моста.

А начиналось все давно. В политику он попал в начале восьмидесятых, хотя, насколько он помнит, а помнит он уже смутно, идея участвовать в выборах принадлежала не ему. Сначала кресло занимал его брат Фрэнк, потом он умер, и Ларри как-то уговорили вернуться из Бостона и выдвинуть свою кандидатуру на довыборы. Партия оказала ему поистине колоссальную поддержку, и, к своему большому удивлению, он выиграл. Засим последовала каша, длившаяся примерно два десятилетия. Каша из клиник, похорон, приемов, бизнес-бранчей, комитетов нижней палаты, а также занятного ощущения, похожего на кошмар, которое посещало его с периодичностью раз в несколько лет: тебя подбрасывают в воздух толпы сторонников в счетном центре и орут. Потом пришло назначение на младшую министерскую должность, а с ним и небольшая общенациональная известность как итог участия в передачах «Доброе утро, Ирландия», «Вопросы и ответы» и «Сегодня вечером с Винсентом Брауном». За этим последовали и другие назначения второго эшелона, после чего наконец-то он получил свой первый полноценный портфель министра.

С этого момента все пошло по-серьезному и по-взрослому: доступ, привилегии, власть.

Компромиссы.

Он открывает глаза: они на Моремптон-роуд, проезжают отель «Сакс».

Вдруг настроение его беспричинно портится. Он начинает нервничать. Где-то на сердце скребутся до боли знакомые кошки.

Автомобиль въезжает в церковные ворота; перед ними паркуется большой серебристый «БМВ». И тут он понимает, в чем дело.