Ричард Пратер - Кинжал из плоти

Из динамика не доносилось ни звука, но лента продолжала крутиться. Брюс быстро осмотрелся, взял из ближней пепельницы потухшую сигарету, сжал окурок пальцами, без слов склонился и схватил мою левую руку. Он держал окурок в нескольких дюймах от моего запястья, потом вдруг ткнул им в руку. Я непроизвольно вздрогнул, а он отвел окурок вверх и ткнул им в руку еще раз. Я посмотрел на два пятна пепла, оставшихся на коже. Они почти касались двух точек, которые я обнаружил на руке сегодня вечером. Тело вздрогнуло. Мне представилась игла, которая глубоко входила в мою плоть в тех местах, куда тукал окурком Брюс. Из магнитофона вновь послышались слова.

-- Твоя рука абсолютно нормальная, и все же она не чувствует боли. Ты будешь спать, и все же ты будешь нормально говорить и отвечать на все мои вопросы. Абсолютно на все вопросы. Тебе удобно и хорошо, ты испытываешь радость, отвечая на мои вопросы. Ты все понял?

-- Да.

-- Почему тебя освободила полиция?

-- Я придумал себе оправдание и рассказал им, что мое оружие украли из рабочего кабинета. Они выяснили, что дверь конторы взломана, а ящик стола, в котором, по моим словам, находился револьвер, тоже взломан и валяется на полу. Они нашли на поверхности стола отпечатки Джорджа Люцио и освободили меня. Брюс покачал головой и посмотрел мне в лицо, но я почти не замечал его. Во рту пересохло. Я ждал новых вопросов. Громкость то усиливалась, то ослабевала, слова иногда вообще выпадали, превращаясь в неуловимый шум.

-- Расскажи, что ты делал, когда ушел из полиции. Назови всех людей, с которыми разговаривал. Расскажи о своих поступках и обо всем, что узнал.

Вновь заговорил другой голос - голос, который принадлежал мне. Я кратко описал весь день, отмечая такие интересные детали, что теперь, сидя в гостиной Брюса, сам с удивлением слушал этот удивительный рассказ.

Я говорил ровным голосом, называя каждого человека по имени. Я постоянно называл полное имя, ни разу не сказав "он" или "она", ни разу не сказав "ты" тому, кто меня допрашивал. Я рассказал, как покинул городское управление, зашел в контору, навестил Роберта Ганнибала, Глэдис Вэзер, Энн Вэзер, Марту Стюарт и Артура. Наконец, очередь дошла до Эйлы, и я тут же почувствовал, как лицо заливает краска.

Слушалось это ужасно. Я неуклюже ерзал в кресле. Брюс взглянул на меня и тут же отвел глаза, сдерживая ядовитую улыбку. В принципе, тут была самая интересная часть записи, но удовольствия она мне не принесла.

Слух был в постоянном напряжении, но я расслабился. Мое замешательство увело ум от более пугающих аспектов ситуации. И вдруг меня прорвало. Во мне не остаюсь ни замешательства, ни покоя. Я размышлял. Вспомнилось, что после Эйлы я вернулся в контору. Потом возникло желание бежать в гостиницу, затем появилось понимание, что это гипнотическое принуждение. Все промелькнуло в уме: нерешительность и страх, записка для Брюса, затем провал в неизвестное, который немного проясняла запись. И где-то в этом пустом промежутке я приобрел магнитофон. Тогда мне снова ничего не понятно. Если я рассказал ему о прослушивании, почему он не нашел магнитофон и не испортил запись? Значит, я о нем не говорил. Взглянув на Брюса, я подумал, что из-за своих идиотских мыслей теперь совершенно не понимаю, какие из моих воспоминаний реальны, а какие нет. В какой-то миг безумия мне даже подумалось, что я зря пришел к Брюсу. А вдруг и к этому вело какое-то принуждение, какое-то не совсем обычное желание. Но ничего другого не вспоминалось. Все казалось логичным и разумным.

Сжав подлокотники кресла, я выпрямился и сказал себе, что выгляжу ужасно глупо среди этих страхов. Я ухватился за слова, которые звучали из динамика, и попытался понять, что там происходит. Мой голос звучал, повествуя о том, как я покинул Эйлу и направился в контору.

-- В семь часов я решил снова позвонить Джозефу Бордену,-продолжал мой голос.-- Если бы я дозвонился, мне бы удалось получить несколько важных ответов. Я поднял трубку и вспомнил, что должен быть в гостинице "Феникс" в номере 524. Пора было собираться...

Я ослаб, предполагая услышать дальнейшее, но тут вмешался другой голос.

-- Прекрасно. Просто прекрасно. Теперь слушай меня. Слушай меня внимательно. Я дам тебе инструкции, и ты их будешь выполнять. У меня вырвался вздох облегчения, и Брюс удивленно подняв голову. Я слабо усмехнулся. Конечно. Тот, с кем я разговаривал, хотел знать только о моих действиях в течение дня. Я до сих пор не мог определить пол собеседника -- голоса звучали приглушенно и слабо; но, скорее всего, со мной говорил мужчина. Он без вопросов проглотил идею, что я поехал прямиком в гостиницу. Это единственное логическое объяснение, иначе бы меня здесь не было. Я прислушался. Чужой голос медленно продолжал повторять внушения по два-три раза.

-- Ты выйдешь из этой комнаты и отправишься в контору. Твое поведение должно быть естественным, и ты будешь действовать как всегда. У тебя не будет никаких болезненных эффектов после нашей встречи, и все события с момента, когда ты покинул свой кабинет, вплоть до момента возвращения исчезнут из твоей памяти. Ты никогда не вспомнишь об этом.

Голос вдруг зазвучал громче.

-- Ты всегда будешь входить в полный, глубокий гипнотический сон, когда я прикажу тебе сделать это, когда я скажу: "Быстрый сон!" И никому, кроме меня, не удастся загипнотизировать тебя. Ты понял? Скажи "да", если ты понял это.

-- Да.

-- Прекрасно. Теперь слушай внимательно. Ты вернешься в эту комнату завтра, в семь часов вечера.

Внушение медленно повторилось три раза, и я ответил, что понял.

-- Когда я досчитаю до трех, ты откроешь глаза, но по-прежнему будешь оставаться в гипнотическом сне, пока не вернешься в свою контору. Ты должен вернуться в свой кабинет, и ты не будешь ничего помнить. Ты не будешь помнить, что был здесь. Ты не будешь помнить о том, что здесь происходило.

Он снова повторил внушения, затем досчитал до трех. Секунд десять после этого не было ни звука. Вдруг послышался скрип открываемой двери. Потом она закрылась. Брюс и я внимательно прислушивались, но раздавались лишь мягкие, тихие звуки и глухой стук, словно кто-то ходил по комнате.

Я расслабился, чувствуя усталость от напряжения.

-- Слава Богу. Значит, Бордена убил кто-то другой. Брюс нахмурился.

-- Бордена? Ты хотел сказать...

-- Я хотел сказать, что ничего не знаю и ничего не помню. Мне просто подумалось, а что если меня заставили...

Я замолчал, понимая, что до сих пор не могу быть ни в чем уверенным.

-- По крайней мере, я не убивал его вечером. Я могу отчитаться за каждую минуту. Да что там, Брюс -- за весь этот проклятый день. Ты теперь знаешь не меньше меня.

Он кивнул, прикурил сигарету и выпустил клуб дыма.