Томас Энгер - Мнимая смерть

Йерстад обдумывает услышанное и одобрительно кивает.

— Что нам известно о побивании камнями? — спрашивает Эмиль Хаген.

Хаген — мужчина небольшого роста, только что закончивший полицейскую академию. Брогеланд знает таких: полон рвения, полон решимости и надежд изменить жизнь общества, убирая из него одного негодяя за другим. Продолжай в том же духе, Эмиль, думает Брогеланд. Придет время, и ты опустишься на землю, как это сделал каждый из нас. У Эмиля светлая челка, он чем-то напоминает своего шведского тезку из произведений Астрид Линдгрен, только взрослого. Между передними зубами у него большая щель.

— Только в Иране на сегодняшний день это наказание применяется официально, — объясняет Сандланд. — Но в других странах оно тоже используется при самосуде. В основном камнями забивают за такие преступления, как измена, проституция и богохульство. В 2007 году в Иране камнями забили Джафар Кейяни. Тогда впервые с 2002 года Иран официально признался в использовании данного метода наказания.

— А что он совершил? — спрашивает Неклебю.

— Ты хочешь спросить, что она совершила?

Неклебю сконфуженно склоняет голову.

— У нее была внебрачная связь с мужчиной.

Все члены следственной группы смотрят на Сандланд. Фредрик Станг ставит на стол стакан с водой.

— Я что-то не совсем понимаю, разве у нас в КПЗ не сидит один парень? — спрашивает он. У Станга темные волосы, подстриженные коротко, почти как в армии, и лицо, с которого почти никогда не сходит серьезное выражение. Он любит носить обтягивающую одежду, чтобы продемонстрировать, что большую часть юности он провел в спортивном зале.

— Сидит, но он отрицает свою вину, и пока еще слишком рано прекращать основное расследование. Кроме того, сейчас мы обсуждаем возможные мотивы преступления, — указывает Неклебю.

— Хагерюп трахалась со всеми подряд, — отвечает Станг. — Тоже. SMS -сообщения это подтверждают. А Мархони ведь мусульманин? Мне кажется, это легкая победа в домашнем матче.

Сандланд подносит бутылку «колы зеро» к губам и делает глоток.

— Да, я согласна, так может показаться. Но, мне думается, мы должны отказаться от версии с убийством из-за поруганной чести. Лучше нам познакомиться поближе с шариатом.

— Шариат? — спрашивает Йерстад.

— Да. Вы же знаете, что такое шариат?

Она обводит взглядом членов группы. Большинство согласно кивают, но не совсем уверенно. Эмиль Хаген меняет позу.

— Эмиль?

Он неуверенно смотрит в одну сторону, потом в другую, после чего отвечает:

— Крайне строгие правила, которыми надлежит руководствоваться в жизни, как-то так?

Сандланд улыбается, но быстро прячет улыбку.

— Можно, наверное, сказать и так. Большинство, слыша о шариате, думают о «полностью рехнувшихся фундаменталистах». Но шариат — это довольно сложная материя. Те, кто называет себя учеными приверженцами шариата, по многу лет ходят в школу, чтобы научиться судебным принципам шариата. Они изучают Коран, слова и поступки Мохаммеда, историю, как различные так называемые правовые школы создавали законы, и так далее, и тому подобное. Сегодня в мусульманских странах законы шариата прежде всего важны при решении семейных споров, при разводах, при дележе наследства.

— Но какое отношение это все имеет к убийству Хагерюп? — нетерпеливо спрашивает Йерстад.

— Сейчас я дойду до этого. Не существует такого понятия, как единый закон ислама, и только несколько государств практикуют наказания, основанные на законах ислама. В этих странах существует такое понятие, как худуд.

— Худ-как-там-дальше? — переспрашивает Хаген.

— Худуд. Это практика применения наказаний за уголовные преступления, описанная в Коране. Существуют совершенно определенные виды наказаний за конкретные преступления. Например, избиение кнутом. Или отрубание руки.

Брогеланд тихо кивает. Он немедленно осознает важность сказанного Сандланд.

— И что же человек должен совершить, чтобы его наказали подобным образом? — спрашивает Неклебю, складывая руки на груди. Сандланд адресует свои объяснения ей.

— Например, нарушение супружеской верности. За это можно получить сто ударов кнутом. Если тебя поймали на воровстве, то могут отрубить руку. Но практика применения наказаний худуда варьируется от страны к стране, а в некоторых случаях люди берут правосудие в свои руки и оправдывают свои безумные поступки, ссылаясь на Закон Божий. Самое важное в подобных наказаниях — это, конечно, их символическое значение, потому что их применение демонстрирует уважение к положениям Корана и законам ислама.

— Даже если это происходит только на бумаге? — продолжает Неклебю.

— Даже если это происходит только на бумаге, — отвечает Сандланд, кивая. — Но существует ряд государств, в которых положения закона применяются на практике. В ноябре 2008 года в Сомали 13-летняя девочка была забита камнями, после того как пыталась подать заявление об изнасиловании. Ее привели на футбольный стадион, поставили в яму и засыпали землей так, что на поверхности осталась только голова. После этого 50 человек стали швырять в нее камни. И за всем этим наблюдали тысяча человек.

— Вот черт, — говорит Хаген. Брогеланд мечтательно смотрит на Сандланд. Можешь читать мне лекции когда угодно, думает он. И потом применить кнут и наручники, если я неправильно отвечу на вопросы по пройденному.

Станг качает головой.

— А откуда ты так много обо всем этом знаешь?

— У меня был предмет «история религии».

— Все это прекрасно и замечательно, — вклинивается Йерстад, — но мы так и не приблизились к ответу на вопрос, почему это произошло.

— Да. И не знаем, кто ее убил.

— Ты думаешь, это не Мархони? — спрашивает Неклебю.

— Я не знаю, что думать. Но Мархони не произвел на меня впечатления твердолобого мусульманина, если говорить несерьезно, и он не кажется человеком, прекрасно разбирающимся в худуде и наказаниях. И, мне думается, мы должны отдавать себе отчет в том, что такое поведение необычно для мусульман. Например, в Коране нет ни слова о побивании камнями. Люди с экстремистскими взглядами, и я говорю о по-настоящему экстремистских взглядах, и извращенной душой, конечно, совершали подобное. Но я совершенно не уверена, что Махмуд Мархони из таких людей.

— Но разве для того, чтобы подвергнуться такому наказанию, ты сам не должен быть мусульманином? — спрашивает Брогеланд.

— Да, совершенно верно.

— Но Хагерюп была белой, как и мы?

— Вот именно! Так что в этом деле много нестыковок.

— Ну, она могла принять ислам, — делится предположениями Хаген. Сандланд морщится.

— Но поскольку она была белой норвежкой, то все произошедшее совершенно не обязательно как-то связано с шариатом или худудом, — возражает Йерстад.