Владимир Бацалев - Убийство в «Долине царей»

— Вот это подарок! — завопил детектив, подкравшись, как барс, и схватил критикессу за бока.

— Я… я… просто заглянула, дверь меня пустила…

— Без стука, без приглашения, собственным ключом… — подсчитывал Черепов.

— Просто положить некуда, карманов нет.

— А зачем вам куда-то класть ключ от моего номера?

— Тут во всех номерах такие замки, что к ним любой ключ подходит и даже палец к некоторым.

— А что вы потеряли в моих простынях?

Ничайкина стушевалась и сникла, по розовой щеке поплыла черная слеза.

— Этого я вам никогда не скажу, хоть под пыткой.

— Немедленно признавайтесь в содеянном, — посоветовал Черепов, — и советский народ в лице советского самого гуманного суда немедленно вас простит так, как вы этого заслуживаете!

— Но в чем сознаваться? Посоветуйте!

— Лучше во всем сразу, даже в побочном.

— Нет, во всем я не могу: половину просто не помню — ту, что из девичьей жизни, — да и признание займет не один день.

— Тогда!.. — грозно начал Черепов, растопыривая руки, как символ справедливости.

Но Ничайкина перебила его:

— Да ведь я полюбила вас, дурачок вы мой недогадливый! Простите… — Она забросала лицо ладонями и ускакала в свой номер, вскидывая пунцовые коленки.

«Однако! Какой я хват! — подумал Черепов, оставшись наедине с мыслями, и любовно рассмотрел себя — изувеченного и покореженного — в зеркало. — Сейчас она мне все выложит как на духу, или я ничего не понимаю в женщинах, в которых любой дурак разберется, не то что следователь со стажем. Представлюсь, что взаимен в любви, и покорю без труда, как Чудачкава — Четвертинку Черного. Жаль только, что у Ничайкиной глаза цвета моего поноса, и долго я с ней не побеседую — живот не позволит», — решил детектив.

Но сразу же не понесся вдогонку, а заглянул в ванную и посмотрел на результат экспертизы. Результат оказался вполне положительным: серьга растворилась полностью. Следовательно, она была золотая. Что и требовалось доказать любым подручным способом. На то и «царская водка», чтобы растворять царские металлы без остатка. Проклиная судейскую бюрократию, Черепов тут же накатал акт экспертизы по форме, и, не решив ничего путного, как обойтись с раствором, спустил его в унитаз. «Ну-с, а теперь поболтаем с барышней!» — Черепов от удовольствия полюбовной схватки даже потер ладонь о ладонь и алчно постучал уцелевшими зубами…

Ничайкина стояла у окна спиной к детективу и смотрела на море, видимо успокаивая себя его внешним видом после вырвавшегося признания.

— А что за человек был Чернилов? — спросил Черепов как можно ласковей, как о подарке к Восьмому марта.

— То есть как это «был»? Вы что, его похоронили?

«Стыдно, — покраснел детектив внутренностями. — Стыдно допускать детские промахи с моим опытом в органах».

— Что имел в виду Чернилов, когда сказал за ужином: «Умирать не хочется, а придется»? — спросил Черепов, уходя от вопроса о похоронах к существенному вопросу.

— А вот вы у него и спросите.

Лицо детектива побелело и покрылось мелкими багровыми точками: сколько ему еще терпеть издевательства от этих зажравшихся литераторов! Он не совладал с нервами, плюнул на этику, призрел приличия и закричал во всю глотку, как гестаповец в кино:

— Хватит валять дуру! Даже если вы дура и есть! Выкладывайте все, пока я всерьез не разбушевался!

Ничайкина прошептала — скорее для контраста, чем с испуга:

— Подите вон. Немедленно. Хамская ваша морда.

Черепов усмехнулся «хамской мордой», вынул из кармана бланк допроса, заполнил пробел фамилией «Чайкина» и вручил влюбленной или притворившейся — он еще толком не разобрал. Но Ничайкина порвала бумажку, не утруждая глаза чтением, и, пользуясь какой-то безграничной силой духа, выбросила детектива за дверь. В полете с ноги Черепова соскочил второй подарок Чернилова. Детектив не собирался оставлять улику в руках влюбленной нахалки и забарабанил в дверь, но добился лишь того, что изо всех номеров высунулись любопытные головы, даже голова глухонемого спящего соседа. Тогда он попробовал отпереть Ничайкину своим ключом — и без толку. Довольный уже этим открытием — явной ложью критикессы, — Черепов пошел к себе, насвистывая мотив собственной песни «Нет от меня покоя бандитам…», пока, перемещаясь по воздуху, его не догнал тапочек Чернилова и дружное улюлюканье любопытных.

«Гады!» — Черепов просто взбесился от такого неприкрытого издевательства, ему даже захотелось откусить Ничайкину правую руку, пославшую тапочек, но он проявил выдержку, достойную чина, и лишь разодрал улику в клочья. «Морочьте, морочьте мне голову! — подзуживал он невидимых противников. — От Черепова еще никто не уходил добровольно!»

Чтобы вернуть себя в привычное состояние духа и загрузить голову любимой дедукцией, детектив подхватил дневник Чернилова и плюхнулся на кровать, приняв позу отдыхающего сатира. Но первая же запись, в которую уперся сосредоточенный взгляд, только добавила Черепову треволнений схожестью с недавно читанной: «Самый лучший и самый крепкий самогон в округе у бабки Марфы. Честь и хвала ей за это!» — «Да что он поминает ее на каждой странице?! Прямо рекламное бюро, а не писатель!» Всем хорош был при жизни Чернилов, но такую неуемную страсть к сивушным напиткам Черепов осудил безоговорочно — слишком много сил положил он в памятном восемьдесят пятом.

Опять распахнулась дверь, детектив опять молниеносно напрягся, опять готовый ко всему на всякий случай. На пороге стоял сияющий Частников — «человек промежности», как окрестил его в дневнике покойный Чернилов.

— Весь в мыслях! Весь в напряженной работе и еще кой в чем. Сколько силы в этой позе! Сколько необъятного… — начал он, откровенно любуясь детективом.

— Что-то я не слышал про такую новую моду — входить без стука в специально отведенные места! — взъерепенился Черепов.

— Так незаперто, — добродушно ответил известный прозаик. — Значит, ничем непотребным, скоромным и беззаконным вы не заняты, и я могу смело войти, не опасаясь получить пепельницей в лоб.

— Ладно, — смирился Черепов, уставший от трепотни. — С чем пожаловали на этот раз?

— Пришел знакомить вас со сценарием, как обещал.

— Мы договаривались на завтра.

— А я сегодня написал и решил, чего тянуть? Я всех ознакомил, все в восторге. Сейчас иду от Ничайкиной. Представьте, она как маленькая девочка или козочка прыгала по кровати — так ей понравилось. Надеюсь и здесь сорвать аплодисменты или дружескую похвалу.

— А я от кого пришел? — спросил Черепов, проверяя себя.

— Вы лежали с закрытыми глазами, — ответил Частников. — Я заходил пару часов назад, грех было вам мешать…

— Что от меня на сей раз требуется? — перебил детектив, порядком уставший от вранья и балагана, в который заманивал его прозаик. Если б не могучее желание, свившее гнездо в голове Черепова, — собрать всех подозреваемых на репетиции и дедуктивно обработать, — он бы давно прогнал взашей Частникова.