Николай Лучинин - Будни прокурора

— Да, как говорится, «у злой Натальи все люди канальи». Ведет она себя действительно странно, работать не хочет, ссылаясь на больного мужа, а фактически сидит на его шее. Но это все — субъективные ощущения и впечатления. На них мы не можем строить свои выводы: нужны доказательства.

— Да я и не собираюсь, — сказал Лавров. — Но иной раз и интуиция приходит на помощь. Документ можно и подделать, мы с вами это знаем. А вот личного впечатления о человеке искусственно не создашь, хотя проверять это впечатление, конечно, необходимо.

Александра Мироновна достала из кармана кителя какую-то бумагу, положила перед Лавровым.

— «Диагноз — хронический энцефалит, — вслух начал читать он. — На наружной поверхности правой голени рубец 5 на 3 и на наружной поверхности левой стопы рубец 2 на 2, по-видимому, после слепых осколочных ранений».

В справке было приписано, что «причинной связи инвалидности с пребыванием на фронте не установлено ввиду отсутствия документов, определяющих личность».

— Все это пока предположительно, неопределенно, — пояснила Корзинкина. — Слишком мало времени прошло. Но одну новость я вам уже сейчас могу сообщить: под левой лопаткой у Глазырина есть родимое пятно, о котором мне говорила и Миронова. Правда, она никак не могла вспомнить под левой или под правой, но, что пятно есть, сказала и просила меня записать.

— Ну, это уже кое-что, — задумчиво сказал Юрий Никифорович… — Что ж, будем действовать дальше. Только не следует торопиться…

Прошло еще две недели. Утром к Лаврову зашла Корзинкина. Она заметно волновалась.

— Я была в больнице. Говорила с врачами. Позавчера вечером Глазырин рассказал дежурной сестре то, о чем он говорил приятельнице Мироновой. В его рассказе была одна новая и, кажется, интересная деталь. Оказывается, когда он служил в армии, его часть отдыхала в Курской области, — у меня записано название этого городка. Там он женился на какой-то Зинаиде Солдатовой. Отчества ее не помнит. Надо бы сейчас же получить от нее объяснение, послать туда две-три его фотографии, одну из них — последнего периода.

— Да, это может многое нам дать, — обрадовался Лавров. — Давайте запросим адресное бюро этого города. Или нет. Лучше попросим прокурора, пусть сам все выяснит и обстоятельно нам напишет.

— А фотографии? Где нам взять последнюю его фотографию? — спросила Александра Мироновна и, не дожидаясь ответа, воскликнула: — Придумала! Сейчас я побегу в редакцию газеты, вызову фотокорреспондента и попрошу его сходить в больницу. Пусть скажет, что готовит фотоочерк, и, чтобы этот Глазырин, ничего не заподозрил, снимет пять-шесть больных, в том числе и его.

— Ну вот как вы изобретательны! — улыбнулся Лавров. — А как он себя чувствует? Не лучше?

— Врачи говорят, что ему можно помочь. Уже сейчас он более активно реагирует на окружающее, выправляется речь. Я-то к нему, конечно, не заходила, но беседовала с сестрами и палатным врачом. В первые дни вообще не хотел лечиться, а сейчас уже слушается, принимает лекарства, дает делать себе уколы…

Оставшись один, Юрий Никифорович занялся изучением уголовного дела, по которому должен был выступить в качестве обвинителя. Он делал заметки на листках бумаги.

«В течение двух лет гражданка Белоконь спекулировала дефицитными товарами. Как могло случиться, что совершенно здоровая тридцатипятилетняя женщина длительное время не работала и безнаказанно занималась спекуляцией? Почему ни соседи, ни домоуправление, ни, наконец, участковый уполномоченный милиции не обращали на это внимания? — думал Лавров. — Ну, хорошо. Некоторые сорта шерсти, шелка — это у нас пока в дефиците. Но синька? Белоконь получит свое, но почему руководители торгующих организаций искусственно создают условия для спекуляции? Это далеко не второстепенный вопрос…»

— Мария Ивановна, попросите ко мне Гончарова, — обратился Лавров к секретарю.

Через несколько минут вошел помощник прокурора по судебному надзору Гончаров.

— Здравствуйте, Юрий Никифорович! Я вам нужен?

— Присаживайтесь, Николай Николаевич. Я ознакомился с делом Белоконь, обвиняемой по 107 статье УК. Мне кажется, что следовало бы вообще проанализировать дела о спекуляции, рассмотренные судами в прошлом году и за прошедшие месяцы текущего года. Надо выяснить, чем спекулируют? Вот Белоконь спекулировала синькой и шерстяными отрезами. Но я сомневаюсь, что синька у нас в дефиците. Работники, торгующих организаций могут сделать так, что и спички, и соль будут дефицитными, — это в их руках. А спекулянты ориентируются быстро, уж они-то следят, за «конъюнктурой». В общем, Николай Николаевич, изучите, пожалуйста, эту категорию дел, подберите материалы, и тогда мы сумеем предотвратить те искусственные трудности в снабжении, которые на руку спекулянтам и разного рода махинаторам от торговли.

В день, когда было назначено к слушанию дело Белоконь, судья Логинова, увидев Лаврова в суде, спросила:

— Вы, Юрий Никифорович, сами будете поддерживать обвинение по делу Белоконь?

— Да, я.

— По такому несложному делу? Разве больше некому?

— В этом деле есть интересные для меня обстоятельства, — сказал Лавров и спросил: — А у вас сегодня одно дело?

— Уголовное? Да. Но есть еще два гражданских: одно трудовое — о восстановлении на работе, другое — бракоразводное.

Вошла секретарь суда.

— В зале все готово, — сказала она.

— Начнем, — встала Логинова и вслед за народными заседателями — пожилым мужчиной в рабочем комбинезоне и женщиной лет сорока — прошла в зал. Лавров последовал за ними и занял свое место.

В ходе процесса Юрий Никифорович заявил ходатайство о вызове в суд соседей Белоконь.

На вопросы прокурора, почему Белоконь в течение двух лет не работала и на какие средства существовала, подсудимая ответила:

— Раньше я работала в магазине продавцом, меня уволили по пункту «в» [1] Имеется в виду пункт «в» статьи 47 КЗоТ, в котором говорится, что трудовой договор может быть расторгнут в случае непригодности работника к работе. — (Ред.) . .

— Ввиду утраты доверия? — уточнил прокурор.

— Как вам сказать… так записали. А потом никуда на работу не брали, хотя я и обошла все торговые точки, столовые, буфеты…

— На заводы, на стройки вы не обращались? — спросил Лавров.

— Нет, я ведь до этого работала в торговле.

— При каких обстоятельствах вы были задержаны?

— Я была на рынке. Ко мне подошли три женщины и спросили синьку, а затем одна из них куда-то исчезла. Я на это не обратила внимания. Возвратилась она уже с работником милиции, и все четверо увели меня в милицию. При мне было килограмма два синьки и дома, кажется, тридцать пять килограммов. Меня арестовали, и вот я сижу уже второй месяц.