Николай Лучинин - Будни прокурора

«Нет, все равно свидетелей допрашивать надо. Начну с них», — решил Глебов.

Под номером пять оказался маленький одноэтажный особнячок, обнесенный камышовым забором. Несколько минут Глебов ходил по противоположной стороне улицы, размышляя над тем, в какой из соседних домов зайти.

Перейдя улицу, он решительно направился к соседнему дому справа, где застал старушку лет семидесяти, Пелагею Ивановну, женщину, к счастью, очень разговорчивую и прекрасно осведомленную об образе жизни своих соседей. Старушка искренне обрадовалась возможности поговорить с новым человеком, и уже минут через двадцать Глебов знал о семье Рубовых больше, чем надеялся узнать, опросив всех соседей.

Зоя Павловна Рубова работает на швейной фабрике, а муж ее, по специальности штукатур, хорошо зарабатывает, считается одним из лучших рабочих. У них двое взрослых детей: сын и дочь. Сын служит в армии, дочь живет с мужем в другом городе. Недавно к Рубовым приезжал брат жены — Григорий Беляков, освободившийся из заключения.

— Ограбил кого-то. Зоя говорила, пятнадцать лет дали ему, а он уже вернулся! И восемь годов не прошло, как вернулся, бисова душа, — неодобрительно сказала старушка и, понизив голос, продолжала: — Ужо как убийство было на Проезжей, так Зоя места себе найти не могла и до сих пор переживает. Я, говорит, Ивановна, так волновалась, так волновалась…

— Чего же она так волновалась? — как бы между прочим, сочувственно спросил Глебов. — Лукерья-то Гармаш совсем на другом конце города живет, этот Григорий, небось, и слыхом-то о ней не слыхал.

— О Гармашихе-то? — переспросила Пелагея Ивановна. — Да он же ходил до них! Они раньше но соседству жили, так он с той, как ее, ну с дочкой Гармашихи, росли вместе, в одной школе, кажись, учились, а после говорят гуляли вместе. И еще я скажу, пропал он в ту самую ночь. Больше мы его и не видели.

— А скажите, Пелагая Ивановна, — снова спросил Глебов, чувствуя, как от волнения у него вдруг стало горячо в груди, — вы не знаете, не левша он, Гришка этот?

— Кто же его знает, сынок, только у его правой руки вовсе нет. А на что это тебе?

Стараясь скрыть охватившее его волнение, Глебов ответил по возможности спокойным тоном:

— Да так, Пелагея Ивановна. Мы вообще-то любопытный народ, — пошутил он и встал со скамейки. — Ну, спасибо вам за рассказ. Мне бы теперь записать его…

— Да я ж неграмотна, сынок, — перебила старуха. — Расписаться и то не могу, да еще, может быть, что лишнее набалакала…

— Ничего, ничего, Пелагея Ивановна. Зато я грамотный, а расписаться попросим кого-нибудь за вас.

Когда Пелагея Ивановна сказала, что у Белякова нет правой руки, Глебов обрадованно подумал, что преступник, наконец, найден и теперь остается лишь изобличить его. Но тут же упрекнул себя в том, что опять, как в начале расследования этого дела, считает доказанной еще не проверенную версию.

«В сущности у меня еще нет никаких доказательств, одни предположения. Я даже Рубовых не допросил», — думал Глебов, направляясь к дому № 7.

Навстречу, откуда-то из-под камышового забора, выскочила маленькая черная собачонка и, бросаясь под ноги, тонко и заливисто залаяла. Толкнув сбитую из ящичных досок калитку, Глебов вошел во двор, замахнулся на собачонку папкой с бумагами. Собачонка залаяла еще звонче. В это время из саманного домика-времянки вышла заспанная пожилая женщина, видимо, разбуженная лаем. На ходу повязывая платок, она прикрикнула на собаку, привязала ее и, кивнув на дверь, сказала Глебову:

— Проходите в хату. Беспорядок у нас, вы уж извините, с ночной я, заспалась.

— Давайте познакомимся, — сказал Глебов. — Я следователь городской прокуратуры.

Женщина настороженно переспросила:

— Следователь? А я думала с почты. — И она вопросительно взглянула на Глебова, не решаясь спросить его о цели прихода.

Глебов поспешил успокоить хозяйку. Он сказал, что пришел побеседовать с нею о соседях Рубовых, извинился за неожиданное вторжение.

Ольга Федоровна Зайцева отвечала на вопросы Глебова скупо и неохотно, и он невольно подумал, что не будь у Рубовых такой словоохотливой соседки, как Пелагея Ивановна, ему пришлось бы немало поработать, чтобы получить столь важные сведения.

— А каких-либо разговоров о семье Рубовых вы не слыхали в связи с убийством женщины на Проезжей улице? — спросил под конец следователь.

— Разное болтают, — уклончиво ответила Зайцева. — Да что зря говорить, когда не знаешь?

И, стряхнув со стола несколько крошек, добавила, глядя в окно:

— Люди чего хочешь наговорят…

Глебов проследил за ее взглядом и увидел, что во двор дома номер 5 вошли мужчина и женщина.

— Это Рубовы? — спросил он.

Зайцева кивнула головой.

Коротко записав ее показания, Глебов попрощался и вышел, не обращая внимания на рвавшуюся с цепи собачонку. Ему хотелось как можно скорее допросить Рубовых. Если отложить их допрос до завтра, Пелагея Ивановна Воронько, конечно, расскажет им о его посещении. В этом можно было не сомневаться.

Подойдя к дому Рубовых, Глебов заколебался. Он вспомнил, что Лавров велел ему обязательно доложить о результатах допроса соседей Рубовых и обо всем, что удастся добыть милиции, и только после этого приступать к допросу Рубовой.

«Но ведь это будет просто неразумно — имея такие сведения, ждать до завтра, — подумал Глебов. — Юрий Никифорович и сам не одобрил бы этого…»

Поравнявшись с калиткой Рубовых, Глебов остановился и решительно взялся за скобу. «В конце концов, должен я когда-нибудь работать самостоятельно! Не может же меня прокурор всю жизнь за ручку водить!..»

На стук из дома вышел высокий мужчина лет пятидесяти.

— Можно к вам? — спросил Глебов и следом за хозяином вошел в сени.

— Кто там, Миша? — донесся из комнаты женский голос.

Входя в открытую дверь, следователь столкнулся с худощавой пожилой женщиной. Увидев его, она отступила, страдальчески сморщилась, схватилась за сердце и тяжело опустилась на стоявший у стены стул.

— Ох, должно, Григорий опять что-нибудь натворил, — слабым голосом произнесла она.

— Да ты-то чего из-за него, идиота, убиваешься? Заработал и пусть сидит! — с сердцем сказал Рубов. — На, выпей водички, — уже успокаивающе произнес он, наливая в стакан воду из стоявшего на столе графина. — Сердечница она, — объяснил он Глебову, — нервничать ей вовсе нельзя…

Следователь как можно осторожнее и тактичнее допросил супругов. Он чувствовал, оба они тяжело переживают, что на их семью падает такое страшное подозрение.

Рубовы ничего не скрыли от следователя. Они рассказали, что Григорий Беляков давно занимается нехорошими делами, два раза сидел в тюрьме за грабежи и, освободившись из заключения, снова не работает, «не живет на месте, а все по родственникам ездит…»