Гастон Леру - Призрак Оперы

— Нет, нет! Это не бред!.. Впрочем, сейчас поглядим.

Он встал, накинул халат, надел шлепанцы, взял из рук слуги подсвечник и открыл балконную дверь.

Граф заметил, что окно пробито пулей на уровне человеческого роста. Рауль нагнулся, осматривая балкон.

— Ага! Кровь… Кровь! Вот и здесь кровь! Прекрасно! Призрак, из которого течет кровь, это уже не так страшно…

— Рауль! Рауль!

Граф тряс его, как трясут лунатика, чтобы привести в чувство.

— Не надо, брат, я же не сплю! — отбивался недовольный Рауль. — Ты же видишь эту кровь. Мне показалось, что это мне снится, но я выстрелил в Эрика, и вот его кровь…

Потом, как-то вдруг разволновавшись, добавил:

— В конце концов, может быть, я зря выстрелил, и Кристина не простит мне… Этого бы не произошло, если бы я опустил шторы, когда ложился спать.

— Рауль, ты с ума сошел? Проснись же!

— Опять ты за свое! Вы бы лучше, дорогой брат, помогли мне найти Эрика. Ведь призрак, из которого течет кровь, может…

Его прервал камердинер графа:

— Это правда, сударь, на балконе кровь.

Слуга принес лампу, и они увидели кровавый след, который тянулся вдоль края балкона к водосточному желобу и спускался по нему до самой земли.

— Друг мой, — сказал граф Филипп, — ты стрелял в кошку.

— Дьявольщина! — выругался Рауль, и этот крик болью отозвался в ушах графа. — Вполне возможно. С Эриком возможно все. Эрик? А может, кот? Или призрак? Живое существо или тень? С Эриком возможно все!

Рауль продолжал бормотать такие же странные и непонятные слова, которые были тесно и логически связаны с его собственными размышлениями и рассказом Кристины Даэ, но которые вконец убедили присутствующих, что юноша спятил. Сам граф начал опасаться того же самого, а позже судебный следователь, прочитав рапорт комиссара полиции, не знал, о чем и подумать.

— Кто такой Эрик? — спросил граф, сжимая руку брата.

— Это мой соперник. И если он еще жив, тем хуже для меня!

Граф отослал слуг, братья остались одни. Но камердинер графа услышал, как Рауль решительным тоном произнес за закрывшейся дверью:

— Сегодня ночью я украду Кристину Даэ!

Впоследствии эта фраза была передана судебному следователю Фору. Однако никому не известно, какой разговор произошел между братьями в ту ночь.

Слуги рассказывали, что это была не первая ссора между ними. Через стены слышны были крики, и не раз повторялось имя Кристины Даэ.

За завтраком — обычно граф завтракал в своем рабочем кабинете — Филипп приказал позвать к нему Рауля. Пришел Рауль, мрачный и молчаливый. Разговор был коротким.

Граф: Прочти вот это! (Он протянул брату газету и ткнул пальцем в одну из заметок.)

Виконт, шевеля губами, прочитал следующее:

«Сенсация в предместье: только что состоялось обручение мадемуазель Кристины Даэ, лирической певицы, и виконта Рауля де Шаньи. Если верить закулисным разговорам, граф Филипп поклялся, что в первый раз за всю историю семьи один из Шаньи не сдержит своего обещания. Поскольку любовь — и в Опере более чем где бы то ни было — всемогуща, возникает вопрос: какими средствами располагает граф Филипп, чтобы помешать своему брату повести к алтарю «Новую Маргариту»? Говорят, братья обожают друг друга, но вряд ли братская любовь одержит верх над просто любовью, пусть даже и мимолетной».

Граф ( печально ): Ты видишь, Рауль, что ты делаешь нас посмешищем. Эта девица совсем вскружила тебе голову своими рассказами о привидениях. (Значит, виконт передал брату рассказ Кристины.)

Виконт: Прощай, брат!

Граф: Значит, это решено? И сегодня ночью ты уезжаешь? Вместе с ней? Надеюсь, ты не сделаешь такой глупости! (Молчание виконта.) Я найду способ остановить тебя!

Виконт: Прощай, брат! (Выходит.)

Об этом разговоре судебному следователю поведал сам граф, который в последний раз в жизни увидит младшего брата в тот же вечер в Опере, за несколько минут до исчезновения Кристины.

Рауль провел весь день за приготовлениями к похищению.

Лошади, экипаж, кучер, продукты, багаж, деньги на дорогу, маршрут — было решено воспользоваться железной дорогой, чтобы сбить призрака со следа, — все это занимало мысли виконта до девяти вечера.

В девять часов к веренице экипажей перед ротондой присоединилась двухместная карета с плотно зашторенными окнами и поднятыми стеклами. В нее были впряжены две резвые лошади, на козлах сидел кучер, лица которого почти не было видно за многочисленными складками длинного шарфа. Перед этой каретой стояли еще три. Позже следствие установило, что это были экипажи Карлотты, неожиданно возвратившейся в Париж, Сорелли и графа Филиппа де Шаньи. Из двухместной кареты никто не выходил. Кучер все время оставался на козлах. Трое других кучеров также не покидали своих мест.

Какой-то неизвестный, закутанный в черное пальто, в черной шляпе из мягкого фетра прошел по тротуару между ротондой и экипажами. Казалось, он внимательно разглядывает двухместную карету. Он подошел к лошадям, потом к кучеру, затем удалился, не сказав ни слова. Следствие решило, что это был виконт де Шаньи, что касается меня, я в это не верю, потому что знаю, что в тот вечер, как обычно, виконт де Шаньи был в цилиндре, который, кстати, был найден позже. Я считаю, что это был призрак, который знал обо всем, как мы впоследствии увидим.

По какой-то случайности в тот вечер давали «Фауста». В зале собралась самая блестящая публика. Аристократическое предместье было почти в полном составе. В те годы владельцы абонементов еще неохотно делились своими ложами с финансовой и торговой элитой или с чужестранцами. А сегодня дело обстоит примерно следующим образом: ложей какого-нибудь маркиза, который по контракту является ее владельцем, пользуется торговец солониной вместе со всем своим семейством, поскольку платит за нее. А в ту эпоху такие случаи были большой редкостью. Ложи Оперы представляли собой салон, где встречались представители светского общества, некоторые из них и впрямь любили музыку.

Все эти аристократы знали друг друга, хотя и не поддерживали близких отношений. А лицо графа де Шаньи было знакомо всем.

Заметка в газете «Эпок» уже успела произвести определенный эффект, поэтому все глаза были устремлены к ложе, где в одиночестве, с безразличным видом восседал граф Филипп. Женская половина блестящего собрания была заинтригована в особенности, а отсутствие виконта давало обильную пищу перешептываниям за плавно колыхавшимися веерами. Кристину Даэ встретили довольно холодно: собравшаяся в тот вечер публика не простила ей столь дерзких притязаний.

Певица сразу же отметила недоброжелательность зала, и ей стало немного не по себе.

Завсегдатаи, которые считали себя в курсе любовных приключений виконта, не преминули злорадно улыбнуться, когда Маргарита начала петь. Они, не сговариваясь, уставились на ложу графа де Шаньи, услышав со сцены такую фразу: «Я б дорого дала, открой мне кто-нибудь, кто тот чужой. У незнакомца важный вид, он, надо думать, родовит».