Гастон Леру - Призрак Оперы

Но сегодня этот хрупкий деревянный настил, который обычно так легко отодвигается в сторону, открывая под собой пропасть, куда устремлялось все его существо, — сегодня этот настил казался непоколебимым, и двери на лестницы, ведущие в подземелья Оперы, тоже оказались закрыты.

Предчувствия, одно страшнее другого, как молнии, вспыхивали в воспаленном мозгу Рауля.

Очевидно, Эрик, узнав их тайну, понял, что Кристина предала его. Какой же будет его месть? На что может решиться ангел музыки, сброшенный с пьедестала своей гордыни? Бедная Кристина, оказавшаяся в лапах всемогущего чудовища!

Рауль вспомнил два неподвижных глаза со странно-зловещим золотым блеском, которые той ночью пристально следили за ним с балкона и которые он так и не смог уничтожить. Ну конечно же! Бывают такие необычные человеческие глаза, которые расширяются в темноте и сверкают, как звездочки или как глаза кошки. Известно, что глаза некоторых людей-альбиносов, кажущиеся днем кроткими глазами кролика, ночью превращаются в глаза хищной рыси.

Ну конечно, он стрелял вчера в Эрика! И злодей сбежал по водосточной трубе, как это делают кошки или грабители, которые по трубе могут взобраться даже на небо.

Нет никакого сомнения, что Эрик собирался предпринять решительные меры против молодого человека, но был ранен и поспешно скрылся, чтобы обрушить свой гнев на бедную Кристину.

Такие ужасные мысли одолевали Рауля, когда он спешил к артистической певицы.

«Кристина! Кристина!» Горькие слезы застилали ему глаза, он открыл дверь и с порога увидел разбросанную по комнате одежду, приготовленную для побега. Почему она не сделала это раньше, почему так легкомысленно отнеслась к надвигающейся катастрофе!

Рауль, глотая душившие его слезы, клятвы и проклятия, бросился к большому зеркалу, которое однажды повернулось и поглотило Кристину. Он давил, нажимал, толкал бесчувственное стекло, но оно, очевидно, повиновалось только Эрику… Или здесь нужны какие-то особые заклинания? Когда он был ребенком, ему рассказывали о волшебных вещах, которые повинуются магическому слову.

И вдруг Рауль вспомнил… «Решетка, выходящая на улицу Скриба. Подземелье, которое ведет от озера наверх, на улицу Скриба». Об этом говорила Кристина! Он бросился к шкатулке, хранившей тяжелый ключ, но, увы… И все-таки он побежал на улицу Скриба.

Дрожащими руками он ощупывал гигантские каменные плиты, ища лазейку, и вдруг увидел массивные закрытые решетки… Бессильным взглядом он пытался проникнуть через них в царившую внизу ночь и напряженно вслушивался в мертвое молчание. Потом обошел здание и увидел широкие решетчатые ворота. Это был вход в административный двор.

Рауль побежал к консьержке.

— Простите, мадам, вы не могли бы показать мне решетчатую дверь, да, дверь в виде решетки, которая выходит на улицу Скриба и ведет к озеру? Да, в то самое подземелье… под зданием Оперы.

— Да, сударь, я знаю, что под Оперой есть озеро, но не знаю, какая дверь ведет туда. Я никогда там не бывала.

— А улица Скриба, мадам? Улица Скриба? Вы знаете улицу Скриба?

Она расхохоталась. Она просто зашлась от смеха. Выругавшись сквозь зубы, Рауль бросился вниз по лестнице, пробежал через служебные помещения и вновь оказался на освещенной сцене.

Когда он наконец остановился, его сердце было готово выскочить из груди. Может быть, Кристину уже нашли? Увидев небольшую группу людей, он подошел к ним и спросил:

— Простите, господа, вы не знаете, где Кристина Даэ?

В ответ раздался громкий смех.

В ту же минуту послышались гулкие шаги, и в окружении черных фраков появился человек с розовым пухлым личиком, завитыми волосами и приветливыми голубыми глазами. Администратор Мерсье указал Раулю на прибывшего:

— Вот человек, которому нужно задать ваш вопрос. Разрешите представить вам комиссара полиции Мифруа.

— А, господин виконт де Шаньи! Рад вас видеть, сударь, — сказал комиссар. — Прошу пройти со мной. А теперь скажите, где ваше начальство? Где ваши директора?

Поскольку администратор хранил молчание, секретарь Реми взял на себя труд сообщить комиссару, что господа директора заперлись в своем кабинете и еще ничего не знают о случившемся.

— Невероятно! А ну-ка пойдемте в кабинет.

И господин Мифруа в сопровождении шумной группы зашагал к служебным помещениям. Мерсье воспользовался толчеей, чтобы сунуть Габриелю в руку ключ от своего кабинета.

— Все это мне не нравится, — шепнул он. — Пойди выпусти мамашу Жири, пусть подышит воздухом.

Они подошли к директорской двери, и Мерсье целую минуту напрасно просил директоров откликнуться.

— Именем закона открывайте! — прозвучал четкий и чуточку обеспокоенный голос Мифруа.

Наконец дверь открылась. Вслед за комиссаром все поспешили в кабинет.

Рауль вошел последним. В этот момент на его плечо опустилась чья-то рука, и он услышал следующие слова, произнесенные вполголоса:

— Секреты Эрика никого не касаются!

Он оглянулся, подавив готовое вырваться восклицание. Рука, только что коснувшаяся его плеча, теперь была прижата к губам человечка с лицом цвета орехового дерева, с золотисто-зелеными глазами, в турецкой феске… Перс!

Незнакомец продолжал жестом призывать к молчанию, и в ту секунду, когда виконт, справившись с замешательством, собрался осведомиться о причине его столь необычного поведения, странный человек кивнул головой и исчез.

Прежде чем последовать за комиссаром полиции Мифруа в директорский кабинет, я хочу задержать внимание читателя на некоторых событиях, которые произошли незадолго до того в кабинете, куда безуспешно пытались проникнуть секретарь Реми и администратор Мерсье и где наглухо забаррикадировались господин Ришар и господин Моншармен, и рассказать читателю о том, чего он еще не знает, но что я считаю своим историческим долгом — я хочу сказать, своим долгом историка — сообщить ему.

Я уже имел повод отметить, как изменилось — в худшую сторону! — настроение директоров за последнее время, и намекнул, что причиной такой трансформации могли быть только уже известные читателю события.

Да будет вам известно — несмотря на все желание господ директоров навсегда скрыть этот факт, — что призрак спокойно получил свои первые двадцать тысяч франков. Произошло это следующим образом.

Однажды утром директора нашли на своем письменном столе конверт, на котором был написан адрес: «Господину Призраку Оперы лично». В конверт была вложена записка:

«Наступило время выполнить обязательства, изложенные в известном вам перечне. Вы вложите в конверт двадцать банкнот по тысяче франков, запечатаете его вашей печатью и передадите мадам Жири, которая сделает все остальное».