Гастон Леру - Призрак Оперы

— Согласен!

— А теперь убирайся, потому что мне пора по делам!

Действительно, если бы я это увидел, я бы смирился: в конце концов, самое прекрасное создание имеет полное право полюбить самого отвратительного урода, особенно когда ему помогают чары музыки, а она — талантливая певица.

Я ушел, продолжая тревожиться за Кристину Даэ, но еще больше встревожили меня его слова насчет моей неосторожности.

«Чем же все это кончится?» — думал я. Хотя по природе я — фаталист, я не мог отделаться от растущего страха и от мысли об огромной ответственности, которую взял на себя в тот день, много лет назад, когда подарил жизнь чудовищу, ставшему теперь серьезной угрозой для людей.

К моему великому удивлению, случилось так, как он предсказал: Кристина Даэ вышла из дома на озере и потом несколько раз возвращалась туда без всякого видимого принуждения. Я пытался отвлечься от таинственных и неисповедимых путей любви, но тревога не покидала меня. Однако из осторожности я больше не повторял прежней ошибки — не пробирался на берег озера и не ходил по «дороге коммунаров». И все-таки мне не давала покоя навязчивая мысль о потайной двери на третьем этаже, и я продолжал приходить туда. Я устраивал там бесконечно долгие засады, изнывая от безделья, спрятавшись за декорацией к «Королю Лахора», которую унесли подальше от сцены, так как этот спектакль играли крайне редко. В конечном итоге терпение мое было вознаграждено. Однажды я увидел, как ко мне на коленях приближается Эрик. Я был уверен, что он меня не видит. Он пролез между декорацией и балкой, дотронулся до стены и в одном месте, которое я хорошо запомнил издали, нажал на скрытую пружину, после чего один камень сдвинулся, открывая проход. Он исчез в отверстии, и камень закрылся сам собой. Теперь я знал тайну чудовища, и эта тайна в свое время должна была привести меня в жилище на озере.

Чтобы окончательно удостовериться в этом, я прождал не менее получаса, нашел пружину и нажал на нее. Стена повернулась точно так же, как у Эрика. Но я поостерегся лезть в проход, зная, что он у себя дома. С другой стороны, я вспомнил о смерти Жозефа Бюкэ и, решив, что мое открытие может пригодиться «представителям рода человеческого», как презрительно называл людей Эрик, ушел из подземелья, не забыв аккуратно установить камень на место.

Разумеется, вы понимаете, что связь между Эриком и Кристиной интересовала меня по-прежнему, однако не в силу извращенного любопытства, а потому, что я хорошо представлял себе, что может случиться, когда Эрик поймет, что Кристина вовсе не любит его. Я продолжал поиски и вскоре узнал правду о жестокой любви чудовища: он вторгся в мысли Кристины силой, а сердце ее принадлежало виконту де Шаньи. Пока эти двое играли в жениха и невесту в верхней части Оперы, прячась от тирана, они и не подозревали, что за ними следят. Я же был готов ко всему: даже убить злодея, если это потребуется, а потом отдать себя в руки правосудия. Однако Эрик пока не показывался, хотя это обстоятельство ничуть меня не успокаивало.

Я надеялся, что Эрик, одержимый ревностью, рано или поздно выйдет из своей норы и даст мне возможность без помех проникнуть туда через третий подвальный этаж. Мне необходимо было узнать, что представляет собой его жилище, и однажды, когда мне надоело выжидать удобный момент, я повернул секретный камень и тотчас услышал потрясающую, какую-то нечеловеческую музыку: Эрик работал, широко открыв все двери дома, над своим «Торжествующим Дон Жуаном». Я знал, что это произведение было делом всей его жизни, и теперь, неподвижно сидя в темноте, я впервые слышал его. Через некоторое время он перестал играть и принялся, как безумный, ходить по дому. Потом произнес очень громко, раскатистым голосом: «Все должно совершиться еще до этого!» Снова послышалась музыка, и я тихонько прикрыл за собой камень, однако долго еще слышал далекую, будто доносившуюся из загробного мира песнь и с содроганием вспоминал при этом чарующий голос сирены, который однажды ночью поднялся из глубины озера и едва не погубил меня. Потом я вспомнил слова машинистов сцены, сказанные после смерти Жозефа Бюкэ и воспринятые с насмешкой: «Вокруг тела повешенного слышался какой-то шум, похожий на заупокойное пение».

В тот день, когда была похищена Кристина Даэ, я пришел в театр поздно вечером, с замиранием сердца ожидая услышать плохие новости. До этого я провел ужасный день, потому что утром прочитал в газете о предстоящей свадьбе Кристины и виконта де Шаньи и спрашивал себя, не лучше ли выдать злодея в руки полиции. Однако, поразмыслив, я решил, что такой поступок только ускорит катастрофу.

Подъехав в экипаже к Опере, я посмотрел на громадное величественное здание и в душе удивился, что оно еще стоит на месте.

Правда, я, как было сказано ранее, подобно всем жителям Востока, немного фаталист, поэтому вошел в театр, заранее готовый ко всему.

Исчезновение Кристины во время сцены в тюрьме, которое, разумеется, поразило всех присутствующих, для меня, пожалуй, не было неожиданностью. Его, конечно же, устроил Эрик, который давно и не зря считался королем иллюзионистов. И я сразу понял, что дело принимает оборот, опасный для Кристины и, возможно, для многих других.

В какой-то момент мне пришла в голову шальная мысль сказать всем этим людям, которые были в театре, чтобы они немедленно спасались. Но от этого шага меня удержала уверенность в том, что меня примут за сумасшедшего, кроме того, если бы я, скажем, крикнул: «Пожар!» — началась бы паника, которая стала бы не меньшей катастрофой.

Тем не менее сам я решил действовать без промедления. Впрочем, и момент показался мне удачным, так как Эрик в это время наверняка думал только о своей добыче. Этим обстоятельством следовало воспользоваться, чтобы проникнуть в его жилище через третий подвал, и я решил взять с собой несчастного виконта, который сразу же согласился и доверился мне, что глубоко меня тронуло. Я послал своего слугу Дариуса за пистолетами, и он принес их в артистическую Кристины. Один пистолет я дал виконту, предупредив его, как себя вести, потому что Эрик мог напасть на нас сзади. Нам предстоял долгий и трудный путь по «дороге коммунаров» и через потайной люк.

Увидев пистолеты, юный виконт спросил: уж не придется ли нам драться на дуэли? «И еще на какой дуэли!» — ответил я, но времени на объяснения не было. Виконт — смелый человек, но он совсем не знал своего соперника! Впрочем, это, наверное, было к лучшему.

Разве дуэль с заядлым бретером может сравниться с борьбой против самого гениального из иллюзионистов? Мне самому становилось не по себе при мысли, что я вступаю в борьбу с человеком, которого можно увидеть только тогда, когда он сам того захочет, и который, напротив, видит все, когда вокруг стоит полнейшая темнота. С человеком, чья ловкость, опыт, воображение позволяют ему не только использовать все привычные средства борьбы, но и создавать иллюзии, которые роковым образом действуют на все ваши чувства и в конце концов губят вас! Тем более что схватка будет происходить в подземельях театра, то есть в самом чреве фантасмагории! Можно ли без дрожи подумать об этом? О том, что ждет простого человека — будь он самый отчаянный смельчак — в этом театре, в пяти подземных и двадцати верхних этажах, где ему предстоит вступить в схватку с «мастером ловушек» в его собственном логове.