Мария Нуровская - Дело Нины С.

– Я научилась справляться со всем сама, – сказала моя подруга, – и ни на кого не рассчитывать. Это мой первый жизненный принцип.

– А второй? – спросила я.

Она рассмеялась:

– Второй – это уметь радоваться жизни, что в твои семнадцать лет совсем не трудно, но когда тебе столько, сколько мне, уже сложнее.

– А мне кажется, что вам тоже семнадцать лет, – ответила я.

Она пристально посмотрела на меня:

– В таком случае давай перейдем на «ты». Зови меня просто Аля.

– А я – Нина.

– Нина – очень красивое имя. И сама ты красивая, мало того, ты, моя Нинуля, как весна, и у тебя в волосах березовые веточки с почками.

Она сказала это так естественно, что я потрогала свои волосы, и мы обе засмеялись.

Хочу быть такой, как она! Хочу стать писательницей, и еще я решила вести дневник, пусть это будет проба пера. Мне надо представиться, потому что, кажется, так положено делать. Я хочу писать для одного читателя, как Аля. Она утверждает, что пишет для одного читателя, а если книга будет хорошая, то и читателей прибудет.

– А если нет? – спрашиваю я.

– Тогда он уйдет, вот и все…

Надеюсь, мой читатель не уйдет… или, по крайней мере, не сразу.

Познакомьтесь: меня зовут Нина Сворович, я живу со своим папой Александром Своровичем в Брвинове и в следующем году заканчиваю школу. Буду поступать в Варшавский университет на факультет польской и славянской филологии. Мы очень дружны с отцом, хотя между нами часто случаются ссоры, потому что и он, и я ужасные разгильдяи и у нас постоянно что-то теряется. Папа убеждает меня, что это я засунула куда-то его «Пир» Платона, а я – что он ошибке взял мою тетрадь по географии. Он – профессор на факультете философии, и его, по-видимому, там очень любят, потому что на его лекциях всегда толпы. Студенты приходят даже к нам домой. Некоторые очень симпатичные, но у меня уже есть парень, мы с ним дружим еще с начальных классов и хотим всегда быть вместе. Конечно, сначала мы должны закончить школу и поступить в институт. Якуб хочет поступать на физический, потому что у него склонность к точным наукам. Он очень красивый. Мне в нем все нравится: и вечно падающие на глаза густые

2 августа 1967 г.

Сегодня мы ходили с Алей на длинную прогулку вдоль Вислы.

Я сказала ей, что очень хотела бы воспринимать жизнь так, как она: легко, на многое глядя сквозь пальцы. Она ответила, что жизнь не стоит того, чтобы к ней относиться серьезно. Меня это немного удивило, ведь наша жизнь – это мы сами. Аля помотала головой:

– Нет, жизнь – это факты, то есть только то, что происходит с нами. И запомни, что не факты нас губят, а то значение, какое мы им придаем. Если бы я этого не знала, меня бы уже давно не было.

Я чувствовала, что она хочет донести до меня что-то очень важное, но что – до меня не доходило. Потом дома я еще поразмышляла над этим и в конце концов решила поговорить с папой.

– Знаешь, моя подруга утверждает, что не факты нас губят, а то значение, которое мы им приписываем. Как ты это понимаешь?

– Во-первых, эта мысль еще до твоей подруги кому-то уже пришла в голову, она всего лишь процитировала ее, – ответил он. – А во-вторых, я понимаю это так, как сказано. Например, ты запачкала новое платье и будешь

либо переживать по этому поводу, либо подумаешь: отдам платье в химчистку, и пятно исчезнет.

– А если не исчезнет? – спросила я.

– Если не исчезнет, у тебя снова будут два выхода: либо сочтешь это мелочью, не стоящей внимания, либо это будет тебя мучить и надолго испортит настроение.

Как-то мой папа меня не очень убедил, я подумала, что он говорит со мной, как с ребенком. У моей подруги были какие-то проблемы, и она не смогла чего-то очень важного до меня донести. Я это чувствовала, потому что в отношении близких мне людей у меня необыкновенная интуиция. Однажды подошла ко мне на улице незнакомая женщина и заговорила:

– Ты родилась под знаком Рыбы, да? – Я кивнула. – Если бы ты поработала над собой, у тебя открылся бы дар ясновидения.

24 декабря 1967 года

Сегодня сочельник. Как и каждый год, мы всей семьей, то есть папа, Зося и я, пошли на кладбище к маме. Зажгли лампады и погрузились в размышления, мы с Зо-

сей перекрестились в конце, а папа нет, потому что он агностик. Он часто повторяет свое любимое: Primus in orbe deos fecit timot! Что значит: «Богов первым на земле создал страх!»

Когда я была совсем маленькая, то разговаривала с мамой, задавала ей вопросы – и как же была разочарована, что она мне с неба не отвечает. Даже иногда и плакала. Мама умерла, когда мне было шесть лет, и я ее в общем-то плохо помню, больше знаю по фотографиям. В моей голове бродят разные воспоминания: мама сидит перед зеркалом и расчесывает волосы, потом оборачивается и улыбается мне. Эта сцена повторяется чаще других, она немая, не слышно маминого голоса, хотя она что-то говорит. Я бы очень хотела знать, что мама говорит. Но она быстро исчезает. Как-то раз я спросила папу, любила ли она меня. Он ответил, что больше всего на свете.

– А там, на небе, она тоже меня любит? – не отступалась я.

Папа долго молчал и ответил:

– Неба нет.

Я смотрела на него в ужасе.

– Как это нет, ведь я вижу, что оно есть, что на нем тучки.

– Тучи – это атмосферное явление, наша Земля – часть космоса.

– Где же в таком случае мама сейчас? – допытывалась я.

– Мамы нет нигде, – ответил он.

Я убежала с плачем и забилась в угол за шкаф, моя сестра Зося вытащила меня оттуда.

– Ты чего распустила нюни? – спросила она.

– Потому что папа говорит, что нет неба… и нашей мамы тоже нет.

– Для тех, кто не верит, нет, а для тех, кто верит, есть.

Это меня немного успокоило.

– А если я верю, то наша мама есть там, на небе?

– Ясное дело, – ответила моя сестра.

Что я думаю об этом сейчас? Верю ли я в небо и в присутствие там мамы? Не знаю… Но я считаю себя католичкой, меня крестили, главным образом благодаря маме, которая была верующей. А значит, может, она действительно находится на каком-нибудь небе. Она как будто бы была очень хорошим человеком, помогала другим. Во время войны в нашем доме располагался госпиталь для раненых солдат, а после Варшавского восстания в нем нашли пристанище много семей, которые бежали из горящего города. Была такая теснота, что не пройдешь между спящими на полу людьми. За домом, в саду, стоял котел, и из него раздавали суп. Мама распорядилась, чтобы никому, кто придет голодный, ни в коем случае не отказывали в тарелке похлебки. Так мне рассказывала обо этом пани Анеля, домработница, которая была у родителей еще до войны, а потом, после смерти мамы, занималась мной, потому что Зося была тогда уже взрослой. Она училась в медицинском институте.