Мария Нуровская - Дело Нины С.

«А тебе грустно?»

«В моей жизни уже нет места таким вопросам», – услышала я, и у меня сжалось сердце.

В тот день с утра я ощущала какое-то напряжение, и это мгновенно передалось моим подопечным. Дети-аутисты бывают иногда как сейсмографы, которые реагируют на малейшие колебания в природе. Они вроде бы замкнуты в собственном мире, но в него проникает гораздо больше, чем нам кажется. Шестилетний Адась не сводил с меня глаз, и я видела в них страх. Я старалась улыбаться ему, но это было очень трудно.

Вернувшись с работы, я застала Лильку в шезлонге в саду. Она грелась на солнце. Я не обнаружила и следа волнения в ее поведении. У меня же, наоборот, постоянно потели руки, я их то и дело мыла над раковиной. Лилька делала вид, что не замечает этого. Мы второпях съели тортеллини с сыром и пошли на вокзал. В Варшаву ехали на электричке, потому что мой «синквуценто» снова был в автосервисе.

Главный вокзал в Подкове Лесной словно перенесен из двадцатых годов прошлого века. «Ивашкевичевский вокзал» [31] , – говорила мама, поклонница писателя. И я присоединялась к ней. Лильке ближе по духу были зрительные образы. В последнее время она оказывала предпочтение братьям Вачовски [32] и их прославленной «Матрице».

Мы сидели в вагоне у окна. Я смотрела на свою сестру. Мы улыбались друг другу, и время вдруг как будто бы остановилось.

Две девочки-подростка едут в школу. Лилька красит ресницы тушью, которую она стащила у мамы, а я читаю «Сердце тьмы», потому что как раз открыла для себя Конрада [33] . Мы еще не знаем, какая ожидает нас жизнь, что в этой жизни случится плохого или хорошего. Но мы решаем никогда не расставаться, невзирая ни на что. Судьба рассудила иначе. Лилька уехала учиться за границу и там пустила корни. Забрала своего сына, что стало для меня тяжелым испытанием, будто я потеряла собственного ребенка. Но я не могла запретить ей, ведь это она была матерью Пётруся.

Мы постоянно общались друг с другом по телефону, но тем не менее я знала о сестре не так много. Что она думает, что чувствует, считает ли свою жизнь удачной? Она все время была в движении, решала тысячи вопросов, должна была держать в повиновении подчиненных. Это, безусловно, ее целиком поглощало. Где тут место для личной жизни? Лилька – закоренелая холостячка, как и ее кумиры из «Секса в большом городе», но ведь грустно жить без любви. У меня, по крайней мере, есть воспоминания; она не испытала большого чувства, что неизбежно ведет к душевной нищете.

«Душевная нищета! – Лилька пожала плечами. – Тоже мне придумала. Я предпочитаю душевную ни-

щету жизни в нищете, как случилось с нашей мамой. Она до сих пор не может прийти в себя после большой любви».

«Не каждый мужчина – Ежи Баран».

«Каждый, – ответила Лилька. – Мужики – это мудактили , вот и все».

« Мудактили ? Что это значит?» – спросила я.

«Иной вид, чем мы, и еще не факт, принадлежит ли этот вид к Homo sapiens . Они реагируют только на раздражители».

«Смотри, а то не найдешь никого для жизни», – предостерегала я сестру.

«Я никого такого и не ищу, – ответила она. – Мужчина для жизни – это модель прошлого века, а двадцать первый принадлежит нам, женщинам. Мы смело идем вперед, запасясь вибраторами…»

Заметив мое выражение лица, Лилька засмеялась: «Хочешь, я дам тебе почитать поучительную книжицу с характерным названием „Страшные последствия поломки вибратора“?»

«Спасибо, я предпочитаю Конрада».

«Ты опять читаешь Конрада? – удивилась моя сестра. – Может, переключишься хотя бы на Рота [34] , замечательный писатель и не старье».

«Конрад тоже, в нашей библиотеке его книги зачитаны до дыр».

«И кто же его так читает, твои подопечные?»

Лилька сидела напротив меня и смотрела в окно. Наверное, готовилась произнести речь перед Ежи Бараном, и мне предстояло стать немым свидетелем.

«Ты не смей раскрывать рта, что бы там ни случилось», – наставляла меня сестра.

«А что может случиться? Надо думать, вы не подеретесь».

«Не помешало бы его хорошенько поколотить, – ответила она, – но здесь надо действовать дипломатично, надо его перехитрить».

«Это может быть очень трудно – быть хитрее других, это его профессия», – усомнилась я.

«Моя тоже».

Лилька замолчала и стала смотреть в окно. Но эта ее болтливость свидетельствовала о том, что она тоже нервничала перед встречей с паном Б.

Мы опаздывали, поэтому почти бежали по улице варшавского Мокотова. Вокруг красивые старые виллы. На одной из них табличка: «Ежи Баран. Юридическая консультация».

«Следовало бы написать: „Контора Обманщика Всех Времен“», – заметила Лилька.

«Тогда ни одна собака сюда бы не пришла», – ответила я.

«Наоборот, выстраивались бы очереди, эх ты, святая простота!»

Мы поднялись на третий этаж.

Пан юрисконсульт сидел, развалившись, за столом, который когда-то принадлежал нашему дедушке.

«Что я могу для вас сделать?» – спросил он, когда мы заняли места напротив него.

«Освободить нашу виллу!» – выпалила Лилька.

Улыбка не сходила с его лица.

«Я хотел бы обратить ваше внимание, что это моя вилла».

«Вы выманили ее обманом у влюбленной в вас женщины! Я не стану говорить, как это называется, дабы пощадить слух присутствующих».

«Это ваше личное мнение. Я придерживаюсь иного».

«А можно его узнать?» – ледяным тоном спросила моя сестра.

«Разумеется. Все было сделано в соответствии с законом, обе стороны заявили, что не имеют друг к другу никаких претензий».

«И вы, и я хорошо знаем, как это было! – не отступалась Лилька. – Если бы вы были порядочным человеком, то не согласились бы на такую дарственную, потому что другая сторона была слабее и до такой степени эмоционально зависима от вас, что отдала бы вам все, что у нее есть, если бы мы с сестрой не запротестовали. К сожалению, мы сделали это слишком поздно».

«Это также ваше личное мнение».

«Дорогой пан юрисконсульт, – сказала Лилька на этот раз сладким тоном, – оставим эту словесную перепалку. Вы готовы возместить потери, какие понесла из-за вас наша мама? Если нет, то мы встретимся в суде».

«В таком случае я жду вызова в суд», – был его ответ.

На лестнице Лилька сказала:

– Не знаю, зачем мама это сделала… В последнее время, казалось, она стала спокойнее, улыбалась даже. Как будто бы возвращалась к нам из далекого путешествия… Не знаю, зачем она стреляла в Ежи Барана… в самом деле не знаю…

Расследование продолжалось, но, по мнению комиссара Зацепки, оно явно не продвигалось вперед. Раз в несколько дней собиралась следственная группа, иногда в этих совещаниях участвовал прокурор.

До сих пор были допрошены три свидетеля: секретарша жертвы, одна из дочерей Нины С. и женщина-юрист из Гданьска.