Богумил Райнов - Умирать - в крайнем случае

Дрейк выливает в рот остатки виски и пустым стаканом указывает мне на письменный стол:

- Так что садитесь вон туда, достаньте открытки и чернила из ящика и беритесь за дело.

Выполняю его приказания. Обмакнув тонкое перо в пузырек с бесцветной жидкостью, спрашиваю:

- Что писать?

Шеф встает и медленно приближается к столу.

- Пишите: "Фрина", 23 октября, Варна.

Выполняю и это приказание, нанося текст миниатюрными буквами в предназначенный для марки квадратик.

Склонившись надо мной, Дрейк внимательно следит за моими действиями. Когда все пять открыток написаны, он замечает:

- Во всяком случае, должен признать, что вы, Питер, очень хитро все придумали.

- Что именно?

- Да вот это: посылаете сообщение, написанное по-болгарски и вашим почерком.

- Зачем возбуждать у людей ненужные подозрения? Должен вам сказать, что не вижу оснований для вашего раздражения, сэр. Люди верят мне, а не вам по той простой причине, что не знают вас.

- Меня это ничуть не раздражает, наоборот, я в восторге от вашей ловкости. Хотя в данном случае она ни к чему. Мне кажется, я уже говорил, пока вы мне нужны, у вас не может быть повода для опасений. Я тоже, как вы понимаете, нуждаюсь в верном приятеле.

И видя, что чернила уже высохли, он добавляет:

- А теперь наклейте марку и напишите текст.

"Мою" открытку я посылаю от имени некоего болгарина, пребывающего в Лондоне в командировке. Он подписывается одним именем - иногда это Васко, иногда - Коле, словом, первым пришедшим мне в голову именем. Остальные четыре открытки Дрейк раздает разным людям, которые должны опустить их в различное время дня в разные почтовые ящики, поскольку однообразный текст послания может возбудить подозрение.

По окончании письменной работы я отдаю открытки шефу и тот кладет их в ящик письменного стола. Заперев ящик на ключ, он говорит мне:

- А теперь можем пойти посмотреть программу. Надеюсь, что номер Линды еще не снят...

- А что это за "Фрина"? - спрашиваю я, пропуская мимо ушей его реплику.

- Я вам говорю о Линде, а вы спрашиваете о Фрине! - недовольно ворчит шеф. - Фрина - греческая торговая фелюга, если вас это так интересует.

Не знаю, упоминал ли я, что сегодня воскресенье. Но если даже и не упоминал, это ясно и так: зал переполнен. Хорошо, что я с шефом, а иначе остался бы без места. Стентон, который тут же замечает наше появление, усаживает нас на лучшие места, неподалеку от дансинга, демонстрируя при этом подобострастие лакея и ловкость опытного официанта. Счастливчик, не ведающий конфликтов драматического героя, вовремя сообразивший, что в такие времена и в такой обстановке роль верного слуги наиболее безопасна вот что такое Стентон.

- Шампанское? - рявкает Дрейк в ответ на вопрос официанта. - Ты за кого нас принимаешь, милейший...

И когда в нарушение установленного порядка на столике появляется бутылка "Баллантайна", шеф собственноручно наливает в свой стакан двойную дозу виски и после некоторых колебаний разбавляет его крохотным кубиком льда.

- Эта программа в самом деле тянется слишком долго, - ворчит рыжий, отхлебывая виски и пренебрежительно глядя на дансинг, где в это время знакомая мулатка борется со своей плюшевой зеленой змеей. - Впрочем, Стентон прав: какой смысл тратить деньги на подготовку новых номеров, когда старые еще не вышли в тираж. Хотя, конечно... время от времени...

Ему, собственно, плевать на все эти номера - и на старые, и на новые, все они не имеют значения, кроме, пожалуй, одного, чья очередь пока не настала. И он разглагольствует только потому, что выпил слишком много и дошел до такого состояния, когда уже не может молчать.

Шеф с явной досадой следит за тем, как мулатка в бешеном ритме вихляет бедрами, осыпая пол пластмассовыми бананами. Когда наконец-то мулатка удаляется, провожаемая вялыми хлопками, и оркестр замолкает, давая нам возможность снова слышать друг друга, шеф замечает:

- Нет, эти бесконечные повторения в самом деле начинают досаждать... даже в такой стране, как наша, где чтут традиции...

- Зачем напрасно тратить средства, - повторяю я его собственную мысль, - ведь вы же знаете, что интересует клиента...

- Совсем не нужно тратить средства, дружище... Достаточно немного напрячь воображение... разумеется, если оно у вас есть. Беда, однако, в том, что у Стентона его нет. Стентон незаменим при таких арифметических действиях, как сложение и вычитание, но что касается воображения...

Он смолкает, чтобы добавить горючего, а потом снова продолжает:

- ...Воображение, Питер, - это ваша сфера. Вот недавно мне пришла в голову такая мысль: не сделать ли вас художественным директором "Евы"? В конце концов, не можете же вы всю жизнь метаться между кафе на углу и книжной лавкой Оливера, до которой всего каких-нибудь три метра... Это становится чем-то вроде китайских пыток, а я вам уже говорил, что я не их поклонник... Радикальные меры - да, но не утонченная инквизиция... Нет, это не во вкусе старины Дрейка... Так что пусть Стентон занимается бухгалтерией, а вы будете отвечать за программу... Но чтобы денег не транжирить! Будете тратить воображение, а не средства. Небольшая переделка в одном месте, трансформация в другом - и старое тотчас приобретает вид нового. Что скажете, например, если мы заставим мулатку петь, а мисс Линда у нас займется стриптизом?

- Это идея, - соглашаюсь я, - но, насколько я могу судить по некоторым поверхностным впечатлениям, формы мисс Грей несколько более округлены, чем это допускают требования современного вкуса... к тому же она очень флегматична...

- Лгунишка! - добродушно грозит мне пальцем рыжий; его уголек в данный момент не только раскален до предела, но, как это ни странно, покрыт капельками пота. - Каждое ваше слово - чистая ложь... Поверхностные впечатления... флегматична... и что там еще?.. Не соответствует современному вкусу... Неужели мы с вами, Питер, не современные люди?

В любое другое время обстоятельство, что он ставит меня на одну доску с собой, вероятно, повысило бы мое самочувствие, но в данной ситуации оно внушает известные опасения. Тут Дрейк умолкает, потому что оркестр снова грохочет, оповещая появление самки в золотом платье. Но вот и это раздевание позади, и когда наконец самка удаляется уже без всяких признаков одежды, шеф бормочет:

- Грустный номер... Особенно в конце я чуть не расплакался... - И, беря в руки почти пустой стакан, он поясняет:

- Она мне напомнила Бренду...

Он делает предостерегающий жест, хотя я вовсе не намереваюсь перебивать его.

- Молчите, Питер... Мне очень хорошо известна ваша точка зрения. Не стоит труда убеждать меня, что мы поспешили с Брендой, точно так же, как и с Ларкиным. Я не могу не торопиться, мой друг. Потому что торопится... сама жизнь... И еще потому, что, если я буду медлить, все полетит к черту... Неужели вы думаете, что мне легко? Неужели вы не видите, что у меня сердце обливается кровью, когда я смотрю этот номер со стриптизом, который моя Бренда исполняла не в пример лучше? Моя Бренда... Моя... и еще многих других...