Ким Ньюман - Профессор Мориарти. Собака д’Эрбервиллей

Граф захохотал, скаля зубы. София вонзила ему в руку столовый нож. Руперт выронил оружие, но хохотать, однако, не перестал, хотя на глазах выступили слёзы. Я направил на него свой гиббс.

В комнате воцарилась тишина.

— Себастьян, — сказал знакомый женский голос с американским акцентом, — уберите револьвер. Когда-нибудь вы прострелите себе ногу.

— Доброе утро, Ирэн, — поприветствовал я, не опуская оружия.

Ирэн Адлер надела даже не костюм для прогулок по горам, а костюм для оперы, действие которой происходит в горах. Нарядная куртка, узкие бриджи, сверкающие сапоги, шляпка с пером. Американка уселась напротив меня и Софии. Гречанка схватила кофейник — хотела плеснуть в лицо соловушке из Нью-Джерси кипятком, но посудина оказалась пустой.

— Я это предвидела, мисс Кратидес, — улыбнулась Эта Гадина. — А вот Руперт прозевал ваш удар.

Мерзавец выдернул из руки нож. Надеюсь, в рану попало варенье и у него начнётся заражение крови. Граф повернулся к Софии, намереваясь отрезать ей нос её же собственным клинком.

— Спокойно! — скомандовала Ирэн. — К ноге!

Он нехотя остановился.

— Одни лишь наёмники, — хмыкнул я. — Ни Джека Кварца, ни Никола, ни Мабузе. Вечеринка для прислуги.

— Мориарти тоже нет.

Я сумею уложить Хенцау. Молодчик ранен в правую руку и не сможет фехтовать. Хотя он наверняка из тех, кто в крайнем случае способен управиться и левой. Если придётся, скрепя сердце пристрелю Ирэн, прямо со своего места. У Софии есть ещё ножи, а на столе лежат вилки и ложки — ими тоже можно нанести немалый ущерб. Она справится с Альрауне и, вероятно, с Занони. Но численное преимущество на стороне врагов. Ирма Вап. Дочь Дракона. Монстр. Они моложе меня, сильнее, не так уязвимы — да просто-напросто лучше.

Ну что ж, если это последний бой Морана Душегуба, пусть будет так…

— Мы хотим поговорить о профессоре Мориарти и докторе Мабузе, — сказала Ирэн. — О дьявольских гениях. Себастьян, вы готовы побеседовать с нами?

Кто-то подёргал ручку запертой двери, ведущей в фойе гостиницы.

— Простите, сэр, — донёсся до нас голос Штайлера, — это частное собрание.

— В этой записке сказано, что некой англичанке требуется врач, — ответили ему дурацким голосом.

Доктор Ватсон.

Ирэн склонила головку. Из разговора выяснилось, что доктор и его приятель были на полпути к Рейхенбахскому водопаду, когда им принесли фальшивое известие из Мейрингена: якобы дама, попавшая в беду, требует к своей постели врача. Ватсон падок до оказавшихся в беде дам, а я обычно падок до любых дам, которые непременно оказываются в беде после нашего знакомства. Они со Штайлером обменялись удивлёнными возгласами, и, поняв, что его обвели вокруг пальца, Ватсон крепко выругался. Таких словечек он не позволял себе на страницах «Стрэнда».

Участники «частного собрания» сидели тихо как мышки. Руперт обернул вокруг руки полотенце, чтобы унять кровотечение. Ирма Вап поднялась со своего места и перебинтовала его рану как следует. Удивительно, а эта особа превосходно оказывает медицинскую помощь. Зато её работодатели мрут как мухи. При виде крови француженка облизала губы, а в глазах зажёгся огонёк. Но ведь «вампиры» — это же просто название?

Наконец Ватсон убрался восвояси.

— Нужно было его пригласить, — сказала Ирэн. — Человек нашего круга. Он служит… ну не ангельскому гению — так же не назовёшь того, кто избавляется от своего дружка, направляясь на встречу с судьбой.

Что произошло между Мориарти и Мабузе?

Меня там не было, так что подробностей я не знаю. А записей ни один из них не оставил.

Разумеется, у Мабузе была личина и в Мейрингене. Немец притворялся начальником полиции, вернее, начальником двоих констеблей и одной лошади. Мориарти нанёс ему визит. Об этом рассказала Ирэн Альрауне, сопровождавшая доктора на том собрании, в склепе Типикусов. Но она ничего не знала о планах своего покровителя. Точно как и мы все. Не важно, что связывало нас с работодателями: кровные узы, постель, привычка или же страх, — они держали нас в неведении.

Не все участники того завтрака в «Англии» стремились к независимости. Дочь Дракона, к примеру, верила, что гибель нескольких преступных гениев пойдёт на пользу Си-Фану. Хотя эта девица всё равно потом обратилась против отца из-за любви к какому-то белому недотёпе. В некотором роде это была уловка в духе Мориарти — почти битва шести проклятий. Только на этот раз противников было всего двое (или трое, если считать Жердяя).

Мориарти знал, с кем имеет дело.

Мабузе знал, чего ждать.

Встреча получилась короткой. Когда Ирэн подсела за наш столик, всё было уже кончено. Мабузе потерял рассудок и лишился своих лиц: с него содрали их одно за другим. Не знаю, как именно Мориарти это сделал и какой ценой для себя. Думаю, он выплюнул в лицо подражателю некую формулу, заронил в его мозг завораживающее уравнение, не имеющее решения. «Великий неизвестный» обрушил на него все силы своего могучего интеллекта, а в результате перед ним разверзлась бездна неуверенности. Человек, который был никем, оказался в мире, где не было ничего. Безымянного мужчину, бормочущего на разных языках, нашли удивлённые констебли, они же препроводили его в лечебницу для душевнобольных… Мабузе выпустили много позже. Он вернулся в Берлин и занялся старыми фокусами. Но прежним уже не стал, в конце концов его погубило безумие.

Умники всегда сходят с ума, если их не убивают, если им не встречается достойный противник. Им нужен заклятый враг, они ищут его, а если не находят — придумывают сами. Я слышал, некоторые считают, будто Мориарти и Жердяй — один человек. Вполне понимаю, откуда возникло это убеждение: профессор и великий сыщик были нужны друг другу. Больше, чем им нужны были остальные — доктор Ватсон… или полковник Моран.

Именно об этом и хотела побеседовать Ирэн.

Не знаю, возможно, эту идею незаметно вложил в её голову преступный гений, они это умеют. Или же её натолкнули на подобную мысль собственный не такой могучий интеллект, корыстолюбие и хитрость. Думаю, когда-то она пыталась сблизиться с мужчинами или мужчиной, но её отвергли, — наверное, в этом всё дело. Но это уже выше моего понимания.

Она знала, что и как мне сказать.

— Охотники и дичь. Вы пишете в своей книге, что люди делятся именно на эти две категории. Кстати говоря, могли бы опустить длинные пассажи, посвящённые описанию ружей. И чтобы не стать дичью, вы должны превратиться в охотника. Себастьян, вы всё ещё в это верите?

— Да, разумеется.

— Охотник и дичь. Хищник и жертва. Живые и мёртвые. Те, кто стреляет, и те, на кого нацелено ружьё.

— В данную минуту, Ирэн, мой пистолет нацелен на вас.