Себастьян Жапризо - Западня для Золушки

Мики встала на колени и — вероятно, чтобы выждать время, — попросила у него еще сигарету. Он протянул ее Мики, предварительно раскурив для нее — наверняка по примеру того, как это делают в фильмах.

— На почте? Так это был телефонный разговор.

— С Флоренцией, — уточнил он. — Я обыкновенный хороший парень. Спорю на что угодно, это стоит куда больше сотни штук! Просто мне, как и всем, нужны деньжата. Для вас это сущий пустяк.

— Вы болван, уходите прочь.

— Это она заказала разговор, — продолжал он. — Ваша подруга. Ее собеседница — та изъяснялась так: «Подумай. Хватит. Повесь трубку».

В этот момент Мики услышала, как к вилле подкатила «МГ»: это вернулась До. Она опустила темные очки, еще раз смерила парня взглядом с ног до головы и сказала, что она согласна, он получит, сколько запросил, если информация и впрямь будет того заслуживать.

— Информация — когда я увижу сто штук, — заявил он. — Сегодня в полночь будьте в табачной лавке Лека. Там во дворе открытая киноплощадка. Я буду там.

С этими словами он ушел. Мики дождалась До. Когда та пришла — в купальнике, с полотенцем на плечах, излучающая дружелюбие и веселье, Мики сказала себе, что не пойдет в эту табачную лавку — ни сегодня, ни вообще когда бы то ни было. Было уже поздно, солнце клонилось к закату.

— Что поделывала?

— Да ничего, — ответила До. — Болталась. Как вода?

В ушах у До были розовые клипсы. Она вошла в воду, как делала это всегда, — вначале тщательно смочила руки-ноги, затем плюхнулась с победным индейским кличем.

В машине, когда они ехали ужинать в Бандоль, Мики по пути бросила взгляд на табачную лавку в Леке. Она заметила киноафишу, а во дворе заведения — огни.

— Знаешь, сегодня под вечер я повстречала одного прелюбопытного парня, — сказала она До. — Прелюбопытного парня с прелюбопытными идеями.

И, поскольку До никак на это не отреагировала, она добавила, что в конце концов ей здесь, наверное, понравится.

В тот же вечер без двадцати двенадцать она привезла До на виллу, сказала ей, что забыла заскочить в аптеку, что в Ла-Сьота наверняка хоть одна да будет открыта. Включив фары, она укатила.

Без десяти двенадцать она припарковала машину на узенькой улочке за углом табачной лавки Лека, вошла во двор, обнесенный полотнищами афиш, и, сидя на откидном сиденье, просмотрела концовку какой-то приключенческой ленты, так и не сумев обнаружить среди зрителей сегодняшнего прохвоста.

Он поджидал ее у выхода, облокотившись на стойку бара табачной лавки и уставившись в телевизор; на плечи у него был накинут темно-синий пуловер с завязанными на шее рукавами.

— Пошли сядем, — предложил он, забирая свой бокал.

На безлюдной веранде, за стеклами, поминутно омываемыми светом автомобильных фар, Мики достала из кармана куртки две купюры по десять тысяч франков и одну в пять.

— Остальное получите, если сообщите мне что то и впрямь интересное.

— Я хороший парень. Привык доверять людям. И потом, я знаю, что в настоящее время вы ждете перевод.

Взяв купюры, он тщательно сложил их и спрятал в карман. Потом сказал, что несколько дней тому назад доставил телеграмму из Флоренции. Мальчишка-рассыльный уже ушел, и он сам взялся отнести ее.

— Кафе «У Дезирады» в Ла-Сьота.

— А какое это имеет отношение ко мне? — спросила Мики.

— Она была адресована вам.

— Я не получаю корреспонденцию в кафе.

— Зато ваша подруга получает. Это она забрала телеграмму. Я это знаю, потому что спустя некоторое время она пришла на почту. Признаться, в тот момент я о ней уже не думал. Интерес к ней у меня снова возник оттого, что она заказала Флоренцию. Телефонистка, принимавшая ее заказ, — моя подружка. Я прослушал разговор. И понял, что телеграмма предназначалась ей.

— Кто послал ее из Флоренции?

— Не знаю. Телеграмма была без подписи. По телефону голос женский. И его обладательница прекрасно знает, чего она хочет. Если я правильно понял, это к ней вы обращаетесь, когда вам нужны деньги. Теперь вам ясно, о ком идет речь?

Мики, слегка побледневшая, согласно кивнула.

— О чем говорилось в телеграмме?

— Вот тут у нас возникают трудности, — скривившись, ответил парень. — Мне представляется, что вас собираются обставить — в деньгах или в чем-то подобном, — но на случай если дело серьезнее, я хотел бы подстраховаться. Представьте себе, что я промахнусь, и вам придется призвать на помощь фараонов. Что тогда будет со мной? Упрячут в тюрягу. Я не хотел бы, чтобы вы вообразили, будто услуга, которую я оказываю, имеет что-то общее с шантажом.

— В полицию я не пойду, можете быть уверены.

— Я тоже так думаю. Это наделало бы шуму. И все-таки. Единственное, чего я хочу, — как-то прикрыться.

— Как бы там ни было, обещаю, что о вас я ничего не скажу. Вы этого хотите?

— Пустое, — сказал парень. — В ваших делишках я ничего не смыслю, и мне на них начхать. Как и на ваши обещания. Меня может прикрыть только одно: расписка в получении телеграммы. Вы расписываетесь в книге, и мне этого достаточно.

Он объяснил, что существует реестр выдачи телеграмм. Но обычно разносчик не требует от получателя подписи. Сам проставляет дату и крестики в графах.

— Вы распишетесь над крестиком у вашей телеграммы, как если бы вы сами получили ее в кафе «У Дезирады», так что я, если вы вдруг вздумаете впутать меня в это дело, всегда смогу отбрыкнуться.

Мики ответила, что он преувеличивает и что в любом случае эта история ей уже порядком прискучила. Пусть будет доволен, что заработал двадцать пять тысяч пустым трепом. Ей хочется спать. Вот деньги за выпитое.

Она поднялась и покинула веранду. Он догнал ее уже у «МГ», стоявшей на улочке с потушенными огнями. Сказал «держите», отдал ей купюры, склонился к ней, мимоходом чмокнул в губы, открыл машину, взял с сиденья неведомо как оказавшуюся там толстую черную тетрадь, одним духом выпалил: «Кларисса прокладка тчк Обнимаю», — и был таков.

Вновь она повстречала его на шоссе при выезде из Лека — он спокойно дожидался на обочине, чтобы кто-нибудь соблаговолил его подвезти. Мики, хоть и сочла его изрядным хитрованом, все же чуть дальше затормозила и дождалась, пока он сядет в машину. У него вновь были расправленные плечи, вкрадчивые движения и взгляд исподлобья, как у шпаны, но он не мог скрыть своего довольства.

Мики спросила:

— У вас есть и чем написать?

Он протянул ей карандаш, открыл черный реестр.

— Где я должна расписаться? — спросила она.

— Вот здесь.

Он внимательно рассмотрел ее подпись в свете приборного щитка, склонясь к ней так близко, что она уловила запах его волос, и спросила, чем он душится.

— Мужским одеколоном. Эту марку продают только в Алжире. Я там служил.