Себастьян Жапризо - Западня для Золушки

Слушая, как я смеюсь, она смотрела на меня с таким напряженным вниманием, что я вдруг смолкала.

— Что такое?

— Ничего, моя рыбонька. Встань.

Поддержав меня под локоть, она попросила меня пройтись по комнате. Сама же отступила, чтобы понаблюдать за мной. Я сделала несколько нерешительных шажков — в голове ширилась болезненная пустота, ноги были свинцовыми.

Когда она подошла ко мне, мне показалось, что она старается скрыть свое замешательство, чтобы не усугублять моего… Впрочем, ей вполне удалось послать мне открытую, доверчивую улыбку, как если бы я всегда была такая — выступающие скулы, короткий нос, волосы несколько сантиметров длиной. Где-то в доме, в котором мы находились, часы пробили семь раз.

— Что, я так здорово изменилась? — спросила я.

— Лицо изменилось. И потом, ты устала, так что ничего удивительного, что движения и походка у тебя чуточку другие. Мне тоже придется к этому привыкнуть.

— Как это произошло?

— Позже, цыпленок.

— Я хочу вспомнить. Тебя, себя, тетю Мидоля, отца, остальных. Я хочу вспомнить.

— Ты вспомнишь.

— Почему мы здесь? Почему ты сразу же не отвезла меня туда, где я все знаю, где меня все знают?

На этот вопрос она ответила мне лишь спустя три дня. А пока прижала меня к себе, стоящую укачивала на руках, приговаривая, что я ее доченька, что мне никто больше не причинит зла, потому что она меня больше не оставит.

— Так ты меня оставила?

— Да. За неделю до происшествия. Мне нужно было уладить в Ницце кое-какие дела твоей крестной. Вернувшись на виллу, я нашла тебя полумертвой на ступенях лестницы. С ума сходила, вызывая «скорую», полицию, врачей.

Мы находились в другой огромной комнате — в столовой с темной мебелью, со столом шагов десять в длину. Мы сидели бок о бок. На плечах у меня был клетчатый плед.

— Долго я пробыла на мысе Кадэ?

— Три недели, — ответила Жанна. — Поначалу и я провела там несколько дней с вами обеими.

— С нами обеими?

— Ну да, с тобой и девушкой, которую тебе захотелось держать при себе. Ешь. Если не будешь есть, я умолкаю.

В обмен на кусочки прошлого я проглотила два кусочка бифштекса. Эту мену мы производили в большом сумрачном доме в Нейи, и прислуживала нам кухарка с вкрадчивыми движениями, которая называла Жанну просто по фамилии, не добавляя ни «мадемуазель», ни «мадам».

— Девушка была одной из подружек твоего детства, — сказала Жанна. — Она росла в одном доме с тобой, в Ницце. Ее мать приходила стирать белье твоей матери. Вы потеряли друг друга из виду годам к восьми-девяти, но ты вновь встретила ее в этом году, в феврале. Она работала в Париже. Ты привязалась к ней. Ее имя — Доменика Лои.

Жанна наблюдала за мной, ожидая увидеть на моем лице признаки узнавания. Но тщетно. Она рассказывала мне о людях, судьба которых меня огорчала, но которые оставались мне чужими.

— Это она погибла?

— Да. Ее нашли в сгоревшей части виллы. По всей очевидности, ты пыталась вызволить ее из комнаты, пока на тебе не загорелась ночная рубашка. Должно быть, ты побежала к бассейну — он в саду. Я нашла тебя полчаса спустя на нижних ступенях лестницы. Было два часа ночи. Вокруг стояли люди в пижамах, но до тебя никто не решался дотронуться — растерялись, не знали что делать. Сразу после меня прибыли пожарные из Лека. Это они отвезли тебя в Ла-Сьота, в медпункт при верфи. Ночью я сумела вызвать санитарную машину из Марселя. В конце концов прилетел вертолет. Тебя перевезли в Ниццу и утром оперировали.

— Что со мной было?

— Должно быть, ты споткнулась и упала на нижних ступенях лестницы, когда выбегала из дома. Или же решила выбраться через окно и сорвалась со второго этажа. Расследование ничего не прояснило. Как бы то ни было, бесспорно одно: что ты головой вперед упала на ступени. Лицо и руки у тебя были сожжены. Ожоги были и на теле, но не такие сильные — видно, ночная рубашка тебя все-таки защитила. Пожарные объясняли мне все это, но я уже забыла. Ты была голая, черная с головы до пят, во рту и в руках у тебя были кусочки обуглившейся ткани. Волос у тебя не осталось вообще. Люди, стоявшие вокруг тебя, сочли тебя мертвой. На макушке у тебя была открытая рана с мою ладонь. Она-то в первую ночь и доставила нам больше всего хлопот. Позже, когда доктор Шаверес сделал операцию, я подписала бумагу на пересадку моей кожи. Твоя бы сама уже не восстановилась.

Она говорила не глядя на меня. Каждая ее фраза ввинчивалась мне в мозг раскаленным буравом. Отодвинувшись со стулом от стола, Жанна задрала юбку. Я увидела на ее правом бедре над чулком темный прямоугольник: оттуда была взята кожа для пересадки.

Я обхватила голову руками в перчатках и расплакалась. Жанна обняла меня рукой за плечи, и так мы просидели несколько минут, пока не пришла кухарка и не поставила на стол поднос с фруктами.

— Мне нужно было все это тебе рассказать, — сказала Жанна. — Нужно, чтобы ты знала это и вспомнила.

— Я понимаю.

— Ты здесь, больше с тобой ничего не может случиться. Так что это уже не имеет значения.

— Как загорелся дом?

Жанна встала. Юбка ее расправилась. Она подошла к буфету, достала сигарету, закурила. Какое-то время она подержала спичку перед собой, показывая мне.

— Утечка газа в комнате той девушки. На вилле за несколько месяцев до того провели газ. Расследование пришло к выводу о дефектном соединении груб. Причиной взрыва послужила зажженная горелка газовой колонки в одной из ванных.

Она задула спичку.

— Подойди ко мне, — сказала я.

Она подошла, села рядом. Протянув руку, я взяла у нее сигарету и сделала затяжку. Мне понравилось.

— Я раньше курила?

— Вставай, — сказала Жанна. — Пойдем пройдемся. Захвати яблоко. И вытри глаза.

В комнате с низким потолком, на кровати, которой хватило бы на четыре таких иссохших Мишели, Жанна надела на меня толстый свитер с воротником под горло, мое замшевое пальто и повязала зеленый платок.

Взяв мою руку в перчатке в свою, она повела меня сквозь анфиладу безлюдных комнат к выложенному мрамором вестибюлю, где гулко отдавались наши шаги. Мы вышли в сад с голыми черными деревьями, и там она усадила меня в машину, на которой мы приехали сюда днем.

— В десять часов я уложу тебя в постель. Но перед тем хочу тебе кое-что показать. Через несколько дней ты будешь водить машину сама.

— Скажи мне еще раз имя той девушки.

— Доменика Лои. Все звали ее До. Когда вы были маленькие, была еще одна девочка — она уже давно умерла, от суставного ревматизма или чего-то в этом роде. Вас называли кузинами, потому что вы были одних лет. Ту девочку звали Анжеля. Вы все трое были итальянского происхождения. Ми, До, Ля. Понимаешь теперь, откуда взялось прозвище твоей тетки?

Жанна вела машину на большой скорости по широким освещенным проспектам.