Георгий Лосьев - Вексельное право

– Я очень надеялся на помощь Евгения Александровича…

– Да, да!.. Но – почему, отчего он… зачем этот безумный поступок?

– Вот в том-то и дело, Елизавета Петровна… Зачем, что толкнуло Андреева на самоубийство?

Она, вытирая глаза, ответила твердо:

– Нет, не могу понять: отношения у Володи с Соней – не оставляли желать лучшего, у нас Володя был на правах жениха, в лучшем смысле этого слова… Мама Володина у нас бывала не раз, и я к ней ходила – они бедно жили, и мы помогали, чем могли., И деньгами, и вещами, и продуктами… Она – болеет, наверное?..

– Умерла. Не смогла перенести… Разрыв сердца.

– Боже мой, еще и это!.. Впрочем, Володя всегда говорил, что мать его недолговечна: очень больна была, и я уже готовилась заменить ему мать… Но Володя ничего не знал о наших подарках – если бы узнал, страшно обиделся бы… Он был гордый…

– Елизавета Петровна, вы только сами не обижайтесь, но прошу вас ответить правдиво и откровенно: не случилось ли чего в отношениях между вашей дочерью и Андреевым в последнее время? Я говорю о ссоре: ну, ревность там, обида какая-нибудь?

Она задумалась, подняла руку как бы для отрицательного жеста и вдруг спохватилась;

– А ведь представьте – была ссора! Приревновал Володя Сонечку: к нам иногда заходит старый Сонечкин ухажер – Петя Гриневич. Он шахматист, они играли с мужем, а Володя вообразил бог знает что и напустился однажды на невесту, а Софья у нас девица тоже очень гордая, под стать самому Андрееву. Ну, вспыхнула размолвка, но мы с Евгением Александровичем не придали этому значения… Знаете: «милые бранятся – только тешатся…» А потом Евгений Александрович и Сонечка уехали в Энск.

Я собрал свои бумаги в портфель и ушел совсем довольный. Вот и снова подтвердилась созданная мною версия: впечатлительный, экзальтированный человек застрелился в состоянии аффекта. Каждый из нас сам себе – Отелло.

Но теперь в процессе расследования появилась новая фигура, и надо было все-таки установить яснее политическое прошлое Евгения Александровича, чтобы потом ко мне никто не придрался: «глубоко не исследовано окружение самоубийцы-комсомольца».

Что ж… Исследуем поглубже.

В местном отделении «Общества политссыльных и бывших каторжан», которое занималось тогда также и сибирскими партизанами, мне сказали:

– Кружилин?.. Да, конечно, известен. Действительно, в колчаковщину скупал для партизанских отрядов разное оружие, был, что называется, «партизанским снабженцем»… Да он недавно заходил к нам: уезжал в Энск, и ему понадобилась справка о бывшей партизанской деятельности… Собирался что-то опубликовать там, в Энске… Ну, мы выдали справку… Товарищ Прохорова! – окликнул говоривший секретаря. – Принеси отпуск той справки, что выдали Кружилину…

И перед моими глазами очутился документ, датированный… 24 июля.

Я поразился:

– Ты хорошо уверен, товарищ, что именно в этот день приходил за справкой Кружилин, а не раньше?

– Прохорова! – снова позвал товарищ, ведавший делами бывших партизан. – Вспомни, когда ты печатала справку Кружилину?

Та подтвердила: двадцать четвертого июля…

А мы хоронили Володю двадцать второго. Значит: не «до», а «после»? Вот это здорово! Значит, Софья Кружилина еще до отъезда знала о самоубийстве, и история с обманом во времени походила на бегство чем-то заинтересованного лица, в надежде: «ничего, о самоубийцах долго не вспоминают, пройдет, забудется, тут я и вернусь обратно».

Впервые мне стало не по себе от постулатной романтической версии. И оказалось, что до «Постановления о прекращении дела за отсутствием состава преступления» остается еще «дистанция почтенного размера»…

Я позвонил в адресный стол: «Гриневич Петр Петрович»… Дверь мне открыл лысый толстяк, лет пятидесяти…

– Вы – Гриневич Петр Петрович?

Толстяк, недовольно покривясь, прочел мое служебное удостоверение, перевернул книжку зачем-то и снисходительно ответил:

– Допустим… Чем могу служить?

В кабинете, пропахшем лекарствами (толстяк оказался зубным врачом), он рассказал о шахматном знакомстве с Евгением Александровичем: оказалось, совсем недавно познакомились.

– Софья, говорите? – толстяк рассмеялся и хлопнул себя по брюху ладонью с пальцами, похожими на сосиски. – Да вы что – с глузду съехали?! Кто это вам такую мысль мог подать? И какой такой Андреев? Не видал такого, не слыхал, и никто мне об этом Андрееве не рассказывал в доме Евгеши, и не показывал его, и вообще, мой друг, вы лишены чувства юмора, только сравните: я и Софочка!.. Ведь мне же – полсотни!

Я не сдавался (сказано: «седина в бороду, а бес в ребро»):

– Но ведь могло что-либо показаться со стороны? И вообще: потрудитесь подробнее рассказать о своих отношениях с Кружилиным.

– Поподробнее? – он злобно раскраснелся и стал пыхтеть. – Хорошо, сейчас расскажу подробнее.

Вышел из комнаты. Где-то в квартире хлопнули какие-то ящики. Потом дверь снова открылась, и толстяк появился с маленьким портфельчиком в руках.

– Вот вам подробности.

Он вытряхнул на ломберный столик какие-то кусочки блестящего металла. Я всмотрелся и понял – золото.

– Вот вам подробности, вот подробности, вот, эта часть золотого портсигара с клеймом девяносто шестой пробы – подробность. И вот это колечко распиленное, тоже девяносто шестой пробы – подробность. И эта разрезанная старинная монета – тоже близка к девяносто шестой пробе – еще подробность. В нашем деле обыкновенное золото, пятьдесят шестой пробы, не употребляется, а Кружилин – антиквар… Что смотрите? Покупка и продажа антикварных изделий, в том числе и высокопробных, золотых, законом не запрещена… Только русскую золотую монету граждане обязаны сдавать в банк, в обмен на червонцы, которые, кстати сказать, на полтинник дороже золотой царской десятки…

– Не знал, что Кружилин – антиквар, – растерялся я. – Следовательно, он доставляет для вас высокопробное золото, а вы…

– Слава богу, наконец-то дошло!.. А я покупаю это высокопробное золото и делаю из него людям зубы, и они сверкают зубами, потому что ничем иным блеснуть не могут: ни умом, ни общественным положением… И не вздумайте где-нибудь обмолвиться в своих подозрениях: я человек семейный, у меня самого есть дочь на выданье, и я, сгоряча, вам челюсть сверну, не посмотрю, что вы милицейский чин или как там… Написали свою филькину грамоту? Давайте подпишу…

– Не нужно, обойдусь… А насчет челюсти – у вас ведь тоже их две… До свидания.

У толстяка сразу настроение улучшилось. Рассмеялся:

– Молодец! Ладно, извините старика за резкость… Уж больно обидно: я и Сонька Кружилина! Что я – «прапорщик юный, со взводом пехоты»…

Процитировав еще пару строчек из не успевшего потерять популярности романса, рождения девятьсот шестнадцатого года, зубодер пришел в полную благодушность.