Георгий Лосьев - Вексельное право

Я перечитал «Производства» по иску горфинотдела к крупным оптовым торговцам Проскурякову, Кошкину и Жихареву…

Да – в делах акты о несостоятельности. А вывезти в укромные местечки товарную наличность – не велик труд…

Вот тебе и «любовная версия», вот тебе и «бытовщина», вот и «ненависть к нэпманам». Докатился Андреев…

– Прошу санкционировать арест нэпманов Проскурякова, Кошкина, Жихарева, товарищ Танберг!

Но товарищ Танберг не торопился. Разгуливал по своему кабинету и сосредоточенно курил. Я повторил. Танберг, наконец, обернулся. Лицо его светилось беззлобной хитринкой.

– Видишь ли… уже поздно.

– Сбежали? – испугался я. – Будем искать! Угрозыск не успокоится, пока не найдем!

– Да, нет… Я арестовал их еще неделю назад. Сейчас мой практикант ищет товары, спрятанные этими торгашами от описи… Вот, читайте!

Танберг положил передо мной довольно толстую следственную подшивку. Я перевел дух.

– Выходит, вы параллельно со мной работали?..

– Обязательно! Только я вашу первоначальную версию с историей Ромео и Джульетты отверг с самого начала…

– А меня не предупредили… – пробормотал я не без горечи.

– Видите, инспектор… У немцев говорят так: «ейн майстер – полмастера, драй майстер – нет мастера, цвай майстер – лях майстер»… Ты же, в основном, вел дознание правильно и только вначале сбился… Но потом поправился.

– Это ружье меня вывело на правильную тропу…

– Я еще на осмотре обратил твое внимание на эту штучку…

– Как же!.. Значит – вы говорили с Русанцем, с Туренко, с лесником Потаповым?.. Почему же они мне ничего не сказали?

– Надо, товарищ инспектор, правильно выражать свои мысли: не «говорил», а «допрашивал». Говорят кумушки в гостиной… И еще: у следователя и у органа дознания есть одно мощное оружие, о котором мы забываем: у любого допрошенного следователь вправе отобрать подписку о неразглашении допроса, «повесить замочек на уста»…

Я перелистывал следственный материал Танберга… Все допрошены. Все!.. Не доверяет мне… А он, как бы поймав мою мысль и продолжая ходить, бросил:

– Помните ленинское: доверяй, но проверяй? – это прямо для нашего брата, следователя, Владимир Ильич дал рабочую программу… Ну, забирайте материалы, присовокупите к своему дознанию, составьте обвинительное заключение и – в суд, Мудрецову. Он справит тризну по Андрееву.

Я вспомнил про «нюх».

– Мудрецов мне сказал, что у него – интуиция об Андрееве…

– Что нарсудья Мудрецов не очень интуитивен и не полностью оправдывает свою фамилию – мы знаем, но это – дело наживное. А вот то, что он работал бок о бок с Андреевым и проглядел, как того сосали клещи – непростительно для судьи… Я уже сделал представление в окружной суд – хоть и выдвиженец, а спротежировать ему выговор прямо необходимо. – Помолчав, Танберг продолжил: – Именно – «клещи»! Они впились в хорошего парня и высосали из него все, что было: веру в людей, в коллектив, честь и совесть… Знаете, как все это происходило? Кружилин открыл прокатный пункт: он давал вексель Андреева напрокат, по мере нужды, «негоциантам», и получал с них денежки. А прохвосты впились в мальчишку-судисполнителя… Я пристально изучил личность Андреева и пришел к выводу – такой парень, честный и порядочный, просто не мог не застрелиться. Понимаете: не мог! Он дорого заплатил за любовь, дороже, чем она стоит – любовь офицерской потаскушки и дочки мошенника…

– Какова же роль в этой истории зубодера Гриневича?

– В этой истории – никакой… А вообще любопытна: Гриневич так задолжался Евгению Александровичу за систематически получаемое золото, что думал откупиться… женой. Не удивляйтесь: это в мире подлецов совсем не редкость. Кружилин жену дружка на «свой баланс» принял, однако и вексель придержал, на случай, мол, не сойдемся характером с Елизаветой Петровной, все может быть, а вексель пить-есть не просит…

Нарследователь перестал мерять кабинет и взялся за телефон.

– Нарсуд второго участка, барышня… Это ты, товарищ Мудрецов?.. Слушай, дело кружилинской шайки почти закончено: ждем последнего обвиняемого, его уже этапируют. На днях передадим дело тебе. Что? Жаль парня?.. Конечно – дурак, и конечно – очень жаль, да что теперь сделаешь?.. Одно нам остается: на всю катушку этим мерзавцам отвесить, по миру подлецов пустить, дома отобрать! Разумеется, и я возмущаюсь до глубины души!.. Подлости вокруг нас еще очень много, товарищ судья… Да, чтобы не забыть, я представление сделал, в окружном партии написал, чтобы тебе самому… того, вливание сделали… выговор получишь, судья. Как за что? За то, что ты, сорокалетний коммунист, проглядел, как на твоих глазах пили кровь у двадцатидвухлетнего парнишки!.. А ты как думал?.. А кому же отвечать, как не нам?.. – И, положив телефонную трубку, скомандовал мне:

– Забирайте оба дела и проваливайте, работать надо…

– Товарищ нарследователь, а не съездить ли все же в Энск?..

– Зачем? Его уже везут по этапу… Там мой практикант все сделал, что надо было…

– Кого везут?

– Последнего обвиняемого: Кружилина Валентина Александровича… Третьего брата… Ювелира и гравера.

Когда я уходил, в голове стучало молоточками древнее: «Мертвые срама не имут», «не имут…», «не имут»… Хорошо Володе Андрееву – мертвому!.. А мне, живому? Стыд и срам!.. Стыд и срам!.. Стыд и срам! – не мог дело довести до конца без помочей…

Прошли годы, годы… десятилетия… Отмерли в Советском Союзе нэп и вексельная система, исчезли с наших горизонтов ласковые и вежливенькие деятели «от охоты» – Кружилины, Проскуряковы, Кошкины, Жихаревы…

А я все еще хожу к березкам-близнецам иногда и, сидя на садовом диванчике, вспоминаю Володю Андреева…

В 1925 году у кассира Льнопенькотреста Макара Ивановича Макарова случился юбилей: стукнуло пятьдесят.

Это значительное событие Макар Иванович, будучи по натуре своей необщительным и бережливым, ознаменовал весьма скромно: чокнулся коньячной рюмкой с квартирным соседом, Досифеем Ерофеевичем Демидовым, и только. Даже сослуживцев не пригласил – расходно.

Проводив соседа, Макар Иванович предался раздумьям о прожитой жизни. Так была она переполнена серятиной обыденности и столь монотонна, что собственное свое существование представлялось ему некими странными часами. Будто кто завел во вселенной эдакие особые часы для него, Макарова: тик-так – восемь утра, пора облачаться в сатиновую толстовку и отправляться на службу; тик-так – полдень, час термоса и бутербродов; тик-так – уже четыре. Можно сдать кассу охраннику и шагать домой…

Макар Иванович жил бобылем. В гражданскую войну сыпняк унес в могилу жену и сына, а обзаводиться новой семьей Макаров не пожелал, рассудив так: жена – только сырость в дому разводить, а дети – это же пеленочная вонь, бессонные ночи и утренняя мигрень. Нет уж, увольте!..