Чингиз Абдуллаев - Проступок сыщика

– А я слышал, дело было иначе. Говорят, что вы перестреляли нескольких человек и даже спасли жизнь нескольким заложникам, – настаивал Кремей.

– Людям нравится рассказывать о героических приключениях. Но они скорее выдумки для подростков, чем реальная жизнь, – возразил Дронго. – Еще раз спасибо вам за помощь.

Он сразу перезвонил Зубкову.

– Николай Викторович, здравствуйте, – начал Дронго, – я звоню от господина Дмитрия Кремея, вашего знакомого.

– Как у него дела? – поинтересовался Зубков.

– Неплохо. Работает в «Истоке», жив, здоров. Скажите, мы могли бы увидеться?

– По какому вопросу?

– Несколько дней назад погиб ваш бывший коллега господин Чалмаев. Мы сейчас проводим частное расследование по факту его смерти. Вы не могли бы с нами побеседовать?

– Мог бы, – согласился Зубков. – Я сижу в городском управлении. Если хотите, приезжайте в перерыве на Петровку. Я как раз выйду, и мы можем увидеться. Только я не совсем понимаю, что означает «частное расследование». Насколько я знаю, этим делом занимается следователь Парфентьев и оно еще не закрыто.

– Мы из службы безопасности компании «Инсеко», где работал господин Чалмаев, – пояснил Дронго.

– Тогда понятно, – сказал Зубков, – передайте привет Рыжанкову. Мы виделись с ним на похоронах. Подъезжайте к половине второго и ждите у входа. Я к вам выйду.

– Спасибо. – Дронго отключил связь и посмотрел на Эдгара. Тот удовлетворенно кивнул.

Сначала следовало навестить Парфентьева. На этот раз пропуск выписали почти сразу, и Дронго поднялся в уже знакомый кабинет. Следователь не заставил его ждать – открыл дверь и пригласил войти в свой кабинет. Затем достал связку ключей и показал ее Дронго.

– Вот эти ключи. Мы не можем понять, как они попали в карман погибшего. Никто из его родных или знакомых не знает, откуда они.

Дронго взглянул на ключи и отрицательно покачал головой.

– Я тоже не знаю, – сказал он, – даже не представляю, что это за ключи. Может, вы ошиблись? Эти ключи не Чалмаева?

– Они были в его кармане, – пояснил Парфентьев.

– Это ничего не значит, – возразил эксперт. – Была авария, наезд со смертельным исходом. Возможно, кто-то из зевак наклонился к погибшему, и ключи упали рядом с телом. А потом их просто автоматически запихнули в карманы погибшего. Такое иногда случается.

Парфентьев нахмурился, испытующе глядя на гостя.

– Вы думаете, это чужие ключи?

– Если вы за столько дней не смогли найти замок для этих ключей, то они наверняка чужие, – сказал Дронго. – А вы проверяли? На них были отпечатки пальцев погибшего?

– Нет, – растерянно произнес следователь, – не проверял. Я считал само собой разумеющимся, что ключи его, раз мы нашли их в карманах Чалмаева. И тех пор их столько людей держали в руках. Нет, конечно, я не проверял.

– Это ошибка, – укорил молодого следователя Дронго, – нужно было сразу проверить. Но сейчас уже поздно. Можете считать, что ключи не принадлежат погибшему. И не приобщать их к делу. Возможно, кто-то, обнаружив потерю своих ключей, придет за ними к вам.

– Вы так считаете? – все еще сомневался следователь.

– Уверен, – сказал Дронго. – Если у вас больше нет вопросов, разрешите мне уйти. Только подпишите мой пропуск.

Парфентьев молча подписал пропуск. Дронго вышел из здания и подошел к машине, где его ждали водитель и Вейдеманис.

– Ты не поверишь, Эдгар, в новость, которую я тебе сейчас расскажу, – сказал он. – Только, что мне показали ключи, которые были найдены в кармане погибшего Чалмаева. И я сразу их узнал. Они от квартиры Полины Рыбалко. Можешь себе представить?

– И ты сказал об этом Парфентьеву? – спросил изумленный Вейдеманис.

– Конечно, нет. Но я их сразу узнал, ведь Полина Прокофьевна давала мне свои ключи, и я не мог перепутать.

– Значит, она была права, – вспомнил Эдгар, – к ней действительно влезли чужие. И теперь получается, что этим чужим был именно Чалмаев.

– Единственный человек, который мог войти и выйти из приемной под взглядом нацеленных на него камер, – напомнил Дронго. – Ведь он сам тоже работал на восьмом этаже и часто входил в служебные кабинеты руководителей компании. Она не могла даже предположить, что именно он сделал дубликаты ключей от ее квартиры.

– И зачем он это сделал? Не доверял ей? Хотел провести негласный обыск? Пытался найти компрометирующие материалы?

– Нет, – возразил Дронго, задумавшись, – обыска не было. Иначе она бы это заметила и рассказала бы нам. Он сделал ключи для иной цели. Он не мог не понимать, что она никогда не выдаст секретов компании. И дело не только в том, что она тоже была акционером компании. И не в том, что работала больше тридцати лет с Рахимовым. Конечно, эти слагаемые тоже важны, но достаточно посмотреть на нее внимательно, чтобы понять – такая женщина просто не может быть осведомителем другой компании. А Чалмаев был следователем с многолетним стажем и должен был разбираться в людях.

– Тогда зачем ему вторые ключи от этой квартиры? Может, ты все-таки перепутал?

– Нет. Я не мог перепутать. Это те самые ключи, я в этом уверен.

– Тогда еще одной загадкой стало больше, – вздохнул Вейдеманис.

– Поехали на Петровку, – распорядился Дронго, – нужно встретиться с Зубковым.

Конечно, они опоздали. Снова сказались пробки в центре города, и они прибыли к зданию городского управления внутренних дело только в час сорок пять. Дронго позвонил Зубкову.

– Где вы были? – спросил тот. – Я вас ждал десять минут.

– Мы только сейчас приехали, – сообщил Дронго, – извините. В центре города ужасные автомобильные пробки.

– Да, я знаю, – согласился Зубков, – сейчас выйду.

Он появился через четыре минуты. Высокого роста, седоволосый, с хорошей выправкой, приятным лицом. Он был почти ростом с Дронго. Рукопожатие оказалось крепким.

– Может, где-нибудь посидим? – предложил эксперт.

– У меня мало времени, – возразил Зубков, – осталось только пятнадцать минут. Скажите как вас зовут?

Дронго назвал свое настоящее имя. Он не хотел, чтобы Зубков понял, с кем разговаривает.

– Давайте немного пройдемся, – предложил Николай Викторович, – и вы скажете мне, что именно вас интересует.

Они направились в сторону парка.

– Чалмаев вышел на пенсию по возрасту, – напомнил Дронго, – но говорят, что он получил выговор незадолго до увольнения.

– Выговор сняли перед уходом на пенсию, – пояснил Зубков, – его обвиняли в жестоком обращении с подозреваемыми.

– Были основания?

– Возможно. Андриян Максакович никогда не отличался ангельским характером. Он был жестким человеком. Можно даже сказать, жестоким. Умел добиваться нужного результата, сдавал дела вовремя, но мог позволить себе дать по ушам кому-то из молчавших насильников или запирающихся свидетелей. Я думаю, не секрет, что такие методы иногда просто необходимы. Вы сами работали в правоохранительных органах?