Георгий Лосьев - Рассказы народного следователя

– И-и-и, батюшка! Ево, большой-то, как стеганешь билом, всю пыль ровно ветром сдует…

– Интересный колокол! Старинный, наверное?

– Древнее творение… На ем цыфирь выбита и начертано уставным письмом: отлит сей колокол в тыща пятьсот семьдесят осьмом году – это ежели по нынешнему, юлианскому, летосчислению, во царствование великого князи и государя Иоанна четвертого… Вон куды евонное время-то доходит! До революции служил у нас один иерей. Знаток был по уставному письму. Он и прочел. И еще сказывал: писано на колоколе – чистого серебра влито в раствор сколь-то, уж не упомню, пудов… Знаменитое творение!

– Как же попал сюда этот колокол?

– Тут, батюшка, цельная история с географией… Веришь, не веришь ли, но я сам от деда слыхал, а покойник правдив был…

При великом Петре губернатор сибирский жил, Гагарин – князь. И был тот губернатор несусветный притеснитель народу. Обирал да казнил и правого и неправого. Особливо с купечества не токмо что три, а все семь шкур драл. Вот единожды томское да каинское купечество храбрости набралось и царю на свово Ирода челобитную.

Насмелились… И что же вышло? Вышло по купечеству. Рестовать царь приказал Гагарина. Привезли князя в город Санкт-Питербурх и – того! Голову с плеч!

Крутенек Петр Лексеич был на расправу с врагами мирскими!

Ну, сказнили владыку лютого, неправедного, и тут государь объявил томскому да каннскому купечеству свою волю: де, мол, я ваш заступник, а теперя вы за Расею заступитесь… Ему тогда пушки шибко занадобились.

Давайте мне, господа купцы, сказал государь, колоколов на перелитье. На пушки, то ись… Не хочу я, молвил, силком колокола сымать, а казна расейская ноне оскудела… Вот вы, господа купцы, и купляйте мне, где ни на есть, колокола!

Купцы, конешно, бухнулись в царские ножки: мол, будет по-твоему, ваше величество!

И во все концы – гонцы!

Понавезли вскорости колоколов в Санкт-Питербурх видимо-невидимо. Одначе, царь – не бездумный: приказал в своем подворье поставить вешала и те колокола повесить, а сам вышел с палочкой – он завсегда с веским посошком гулял. Идет это продоль вешалов да посошком по меди постукиват. Слушает, значит, и приговариват: энтот – на пушки!.. И энтот туда же, в перелитье. Э-э-э! А энтому и подавно: не гудеть коровьим ревом, а греметь порохом!

Так Петр Лексеич дошел до нашева.

Стукнул разок. А колокол-то как запоет! До того баско да хрустально, што государь даже шляпу снял…

Еще разок потревожил царь древнева певуна… Поет!

– Ну, господа купцы, – говорит государь, – это же не колокол, а чудо царицы Пирамиды! Жить ему во веки веков! Везите вы его, – приказал, – во свою Сибирскую сторону и пущай он звонит в мои, царские, значит, дни.

Повезли купцы находку в Сибирь. Обоз в сто лошадей шел, с подставами. И поехал певун от самой столицы санным путем до наших местов…

– А почему не в Каинск или не в Томск?

– Тут, снова выходит, особь-статья… Воскресенское-то наше – древнее… И прямиком на великом тракте стоит. Воскресенское не обойти, не объехать.

Дак вот. Шел себе обоз и все чин чином. Но под Воскресенским приключилась купцам лютая беда. Напали на обоз братья-разбойники. Сибирь – вольная сторона – завсегда глухим людом была богата… Агромадная шайка напала.

Тут и случилось чудо: колокол на особых санях ехал, в десяток упряжек, посередь обоза. И он, самочинно, безлюдно – возьми и грянь набатом!

Мужики Воскресенские, прапрадеды наши, услыхали набат. Выбегли на дорогу: который с топором, иной с дрекольем али с вилами, а которые охотники – и с пищаль-самопалом!

От того самого набату братья-разбойники ужаснулись и кистеня свои пороняли. Тут их мужики и порешили…

Стал обоз невредимо в селе. Старший купец возблагодарил воспода и велел строить в Воскресенском наилучшую церковь. Храм во спасение от лютого ворога, от разбойного люда, значит.

Прочие купцы согласие дали. Пожертвовали от щедрот своих немалую толику и колокол оставили в нашем Воскресенском. С тех пор и пребывает у нас древнее творение.

– Действительно! И история и география… Любопытно! Очень любопытно!

Старичок снял с головы старинную шапку синего плиса – колпаком, – отороченную вытертым лисьим мехом, истово перекрестился в сторону церкви и, снова водрузив колпак на облысевшую голову, посмотрел на меня в упор с хитрецой.

– Самое любопытство, батюшка, еще впереди…

– Ну?

Староста окликнул пономаря.

– Порфиша! Иди себе с богом… Не надобен… -и, когда Порфиша (лет семидесяти) спустился с колокольни, старик чуть улыбаясь, продолжал: – Любопытство самое в том, что у народа нашего поверье: коли когда случится грабительство, нападение на крестьянство, колокол самочинно грянет набатом… Такие, выходит, дела. Ну, ежели я вам пока не в, надобности, пойду… Ох, грехи, грехи!

Мы спустились вниз. Я попросил старца вызвать в сельсовет всех членов церковного совета. Прощаясь со мной «по ручке», староста, еще раз взглянув пристально в глаза, сказал многозначительно:

– Да… Вот такое любопытное поверье у нас… Возьмите сие в толк…

Оставшись один, я самым внимательным образом осмотрел местность.

Голый пустырь, и без обычной церковной ограды. От колокольни до церкви больше сотни размашистых шагов: о праще-рогатке не может быть и речи… Нет, здесь не мальчишеская шутка.

В чем же дело?

Церковники, причт бездействующей церкви, на допросах были правдивы, и никакого сомнения в их непричастности к странному звону не оставалось.

Я чувствовал растерянность, очень вредную для следователя.

Голову сверлила мысль: от «похоронного звона» до грозного набата, способного всколыхнуть взбулгаченное село, недалеко… Намеки пегобородого старца не случайны…

Что он за фигура? Сельсоветские сообщили: середняк. Не из «крепких». Избирательных прав не лишался… Всегда был лоялен и – незаметен…

– И ни туда ни сюда, – сказал председатель сельсовета, – середка на половинке, бездетный. Одна взрослая дочь. Живет не то, чтобы… но в достатке. Самообложение – без звука!

– Верующий крепко?

– А черт его знает! Известно: старостой бы община не выбрала, еслив был нашей веры…

Где же искать кончик той невидимой нити, которая протянулась к колоколу-легенде? Откуда она, эта нить, начинается? Ясно одно: присутствие человека на старой звонарне – исключается… Ну и чертовщина!

Вечерело.

Наскоро поужинав у председателя сельсовета, я побрел на квартиру Тихомирова. Встретил он меня неприязненно.

– Почему сняли милиционера?

– А чего зря морозить человека?

– Гм. Ну, получается что по вашей линии?

– Рановато… Такие дела в один день не делаются…

– Смотрите, как бы не опоздать, – угрожающе бросил Тихомиров и отвернулся.