Дмитрий Дубинин - День скарабея

Больше всего Сергея удивляло даже не то, как под обстоятельства прогнулся он сам, а то, как начали использовать обстоятельства другие. В первую очередь это касалось Нади. Сам Лихоманов уже и не мог вспомнить, как совсем еще недавно хотел, чтобы старый друг Пашка помог каким-нибудь образом вернуть сестре жены душевное равновесие. И тем не менее это случилось. Сергей при этом находился словно на иголках, супруга его пребывала в состоянии, близком к депрессии, Егор… С ним вообще было непонятно. Замкнулся почти наглухо. Совсем себе на уме стал.

Надя будто на самом деле позабыла обо всех своих душевных травмах. Невольно взяв на себя роль громоотвода и приняв часть работ по «реабилитации» раненого бандита, она в считанные дни превратилась из «нервеной» истерички в собранную, уравновешенную женщину. Насколько это было, конечно, возможно в таком окружении. И с Павлом у нее действительно нашлись какие-то «точки пересечения», на первый взгляд, необычные, так как уголовнику и недоучившемуся следователю вроде бы полагается быть по разные стороны баррикад. А потому Сергей даже слегка был шокирован, слушая, как шутят и хихикают за чашкой чая Кутапин и Семичастнова. Впрочем, они когда-то были знакомы, но вовсе не близко.

Слегка негодовала и Карина. Но только слегка. Получив последнее внушение от Барина, она притихла, прекратила ругаться и внешне стала выглядеть спокойнее. Ночью, по всей видимости, она укололась, а поскольку зелья было еще много, вряд ли можно было ожидать неожиданной паники из-за его нехватки.

Этим утром с постели с неожиданной легкостью встал Барин. Без чужой помощи он пересек комнату, вышел в коридор и заговорил с Сергеем, собирающимся на работу. Не делая вид, что его гложет совесть из-за поведения подельников, он тем не менее лапидарно извинился и попросил формального разрешения побыть на квартире еще некоторое время. В словах главаря прозвучал намек на щедрое вознаграждение, но Лихоманов, как было решено ранее, без объяснения причин отказался.

… Проводив мужа, Ира тоже решила сходить по делам. В магазин прогуляться, до сбербанка дойти. Зайдя в кухню, заглянула в холодильник, чтобы убедиться в необходимости некоторых приобретений. Покосилась на Надю и Павла: сидя за кухонным столом, эти были поглощены беседой. У Семичастновой знакомо блестели глаза – такое выражение было хорошо знакомо Ирине – сестренка опять запала на мужика. Рот приоткрыт, сама слегка подалась вперед – вся внимание. И при этом замок на блузке расстегнут, чтобы кружавчики были видны, волосы все время поправляет, ногами с голыми коленками кухню перегородила. Сучка сучкой. А этот слегка обалдел: сидит, соловьем заливается, глазами ее пожирает. Не случилось бы какой гадости…

Но почему так уж и гадости, подумала чуть позже Ира, спускаясь по лестнице. Ну, переспят они. Тебе-то какое дело? Завидуешь, что ли? Да и чему? Тому, что младшая сестра гораздо свободнее тебя? Что захотела она смены впечатлений, и тут же может получить ее? Да, конечно, у нее ни кола ни двора нет, если не считать комнаты на подселении. И замужем не была, знать не знает, что это такое – быть словно за каменной стеной. Хотя, какая сейчас каменная стена? Этот один случай с «гостями» чего стоит. Состояния никакого теперь Лихоманов не наживет, это ясно, дай бог, чтобы хуже не стало. На работу ей, Ирине, уже второй год приходится ходить, в этой конторе она как на конвейере – бумаги, клиенты, напарница-маразматичка, начальник-дебил … Тоска, словом. Сережка тоже не очень-то доволен всем этим, трудно не заметить. Машину продавать затеял, это у него уже третий «Краун». И, по-видимому, последний. Теперь собирается брать что попроще, и аж зубами скрипит, когда слово «Королла» произносит… Егор, чего нельзя не заметить, с каждым годом отца все меньше уважает. Поневоле подумаешь, что когда Сергей занимался неизвестно чем (теперь-то ясно, что крадеными машинами), перспектив и стабильности в жизни казалось больше. А сейчас это даже и не каменная стена, а просто четыре стены – скучные, серые и беспросветные.

… Тем временем, сидя в офисе, Сергей никак не мог втянуться в работу – он размышлял, стоит ли оставить все как есть, или имеет смысл вмешаться. Вообще-то ему казалось, что странная ситуация все же немного, но стала спокойнее. Вернее, не так: Сергей хотел, чтобы так было. Но так ли это на самом деле? Может быть, сегодняшнее утро – это всего лишь затишье, а ну как у кого-нибудь из налетчиков окончательно крышу снесет? Не дай бог, если у Карины – наркоманка, да еще вооруженная, таких дел может наворотить, страшно подумать.

Но как вмешаться? Это можно было бы сделать только одним путем, особым . Но об этом думать было страшно. После того, как Лихоманов узнал о проблемах , которые возникали с владельцами автомобилей, с которыми он немного поработал, он пообещал себе больше не прикасаться к «сувенирам», привезенным им с Кубы. Более того, он даже хотел выбросить их, как и самодельный гаечный ключ, но вместо этого повесил его над дверью, чтобы помнить о том, где и как его учили ремонтировать автомобили. Автомобили, да. Но ведь не людей…

Господи, – почти с ужасом подумал Сергей, – ведь прошло лет пятнадцать, а я все помню, словно видел это вчера. Раскаленную духоту мастерской. Огромные американские машины. Каждую железку, которую приходилось менять. В том числе и ту, которую я ставил в тот день, когда меня «крестили» ромом и куриной лапой.

…Коварная стойка никак не хотела вставать на место. Юный чернокожий ученик потянулся было за молотком, но голос Хосе Норьеги остановил его:

– Не делай так, niňo [1] . Молотком стойку нельзя загонять. И потом: я заметил, что ты ее даже не проверил после того, как прокачал… Что он еще не сделал?

Мастер обращался к другому ученику – молодому человеку из России. Тот стоял возле верстака и продувал жиклеры.

– Надо было заменить стабилизатор, – неуверенно произнес тот. – По-моему, он сработался окончательно.

– Вот и займись им сам… – Хосе Норьега забрал стойку у черного ученика и положил ее на верстак. – А ты, Роке, – обратился мастер к чернокожему, – замени масло и проверь радиатор. Я поехал в Коста-Роха, вернусь не очень поздно, мне надо, чтобы этот «Плимут» был готов к шести вечера.

На улице щелкнула дверца «Фольсквагена-Жука», на котором ездил хозяин. Сергей, посмотрев на черную «Фурию» шестьдесят первого года выпуска, про себя чертыхнулся. Вот уже полтора месяца он вкалывает в мастерской Норьеги, но пока ничего по-настоящему нового для себя не почерпнул. Сплошная рутина. Радиатор-карбюратор-аккумулятор. Замена масла. Прокачка стоек. Конечно, есть определенная экзотика, вроде изготовления вручную шестерни для коробки передач к «Бьюику» пятидесятого года выпуска, но чтобы пришлось подобным когда-нибудь заняться дома, такое даже в страшном сне не приснится… Стоп, полтора месяца? И Норьега поехал в Коста-Роха? Зачем?