Олег Путилин - Алкаш в борделе (сборник)

– И все-таки не нравится мне это дело, – прервал он затянувшееся молчание. – Надо ломиться к нему всем и давить его на хер! У нас компромата х…ва туча, мы на него наедем, как каток! А одному идти больно стремно… Вдруг он тебя в заложники возьмет или просто шлепнет…

– Вот на этот случай я и хочу, чтобы вы меня подстраховали, – наконец перешел я к делу. – Он должен понять, что я не один и что за мной стоят люди. Поэтому ты, Дмитрий, должен прибыть туда заранее, лучше к двенадцати, и «засветиться» там. После чего ждать меня, пока я выйду с целью посмотреть, есть за мной «хвост» или нет.

– Ну, какой из Дынина шпион, мы все знаем. Он там «засветится» в буквальном смысле, – съехидничал Седой. – Он может сразу уж форму надеть, и все…

– Форму надевать не надо. И без формы видно за версту, что он мент, – возразил я. – И пусть видно! Пусть они думают, что я не какой-нибудь одиночка, а что за мной стоят какие-то менты. Если они решат применить крайние меры, это может их насторожить и в конце концов остановить.

– А я что буду делать? – спросил Седой.

– У тебя задача, пожалуй, самая ответственная. В случае чего документы не должны пропасть. Отправишь по назначению.

– Но это, наверное, только в крайнем случае. Я надеюсь, что до этого не дойдет.

– Я тоже очень надеюсь. Но чем черт не шутит. Мы играем в рискованные игры… – заметил я.

– Да уж… Доиграемся, – сказал Седой.

– Бросьте вы! – по-армейски грубовато решил подбодрить трудовой коллектив Дынин. – Кто не р-рискует, тот не пьет, понимаешь… шампанского.

– Ну-ну, – мрачно ответил Седой. – Тебя-то в худшем случае пошлют обратно в участковые, а Вовку – пришьют.

– Типун тебе на язык! – испуганно проговорил Дынин.

При этом я так и не понял, чего он испугался больше: того, что меня пришьют, или того, что его переведут в участковые.

– Ладно, давайте по домам, – сказал я, подводя итог дискуссии, которая начинала носить уже неконструктивный характер.

Мои товарищи тут же встали и пошли к выходу. Я допил оставшееся пиво, лег на диван и закрыл глаза. Внутреннее напряжение, которое я испытывал весь день, не давало мне быстро заснуть. Я ворочался с боку на бок, в голову лезли всевозможные мысли по делу, которым я занимался.

Наконец мне удалось совладать со своими нервами, и сон стал вытеснять из моего сознания мысли, заменяя их образами. Я вдруг оказался перед дверью, обитой обожженным деревом, стоял в узком коридорчике. Я протянул руку, открыл дверь и вошел внутрь. Очутился в большом предбаннике, облицованном белым кафелем. Справа от меня поблескивал голубой водой небольшой бассейн. Прямо передо мной, завернувшись в простыню, с мокрыми волосами, сидел на деревянной скамье мужчина, в котором я узнал вице-мэра Ивана Шелестюка. Деревянная скамья, на которой он сидел, была огорожена с трех сторон деревянными перилами, какие обычно можно наблюдать в судах. Шелестюк, завернутый в простыню, весь дрожал. Я подошел к нему поближе и произнес:

– Вы, похоже, только что вылезли из воды. Хорошенько разотритесь полотенцем…

Шелестюк поднял на меня испуганные глаза и, преодолевая зубную дробь, ответил:

– Я не лазил в воду, я просто вспотел. Мне очень страшно.

– Вы боитесь того, что вы совершили? – прямо глядя в глаза Шелестюку, спросил я.

– Нет, вы не поняли… Я же говорил вам, что я не лазил в воду. Я просто вспотел.

Я непонимающе уставился на него.

– Вы не понимаете! – сокрушенно сказал он и бросил взгляд на стену справа от меня.

Я тоже посмотрел на эту стену и увидел, что посреди нее находится такая же обшитая жженым деревом дверь, через которую я проник в предбанник.

– Вам надо пройти туда, – ткнул скрюченным пальцем в дверь Шелестюк. – Там вам все скажут. Пожалуйста, пройдите туда…

– Что я там узнаю?

– Я не могу вам сказать. Но, пожалуйста, пройдите. Там вам все скажут…

И Шелестюк снова задрожал, закутался в простыню и потупил голову. Меня почему-то охватил страх. Мне абсолютно не хотелось заходить в дверь, на которую указывал вице-мэр. Тем не менее я, убедив себя, открыл дверь и сделал шаг вперед.

В комнате было абсолютно темно, лишь слабый луч света проник туда вместе со мной. Кроме того, было очень жарко. В лицо мне ударил обжигающий горячий воздух. Я постоял немножко на пороге и вдруг услышал голос. Я так и не понял, откуда он доносился. Единственное, что можно было сказать определенно, это то, что голос не принадлежал Шелестюку. Это был голос другого мужчины.

– Войдите и закройте за собой дверь.

Голос мужчины был обычен, однако что-то в интонации, с которой были произнесены эти слова, завораживало и заставляло повиноваться. Я закрыл за собой дверь. Стало невыносимо жарко. Я мгновенно покрылся потом. Голос мужчины зазвучал снова:

– Вы не должны двигаться. Это гарантия вашей безопасности. Я вам все расскажу, если вы не будете делать резких движений.

– Хорошо, – ответил я. – Но что вы мне расскажете, что?

– Вы все узнаете… – проговорил голос и замолчал.

И тут до меня донесся звук звонка. Сначала я подумал, что мне это показалось. Однако, сосредоточившись, я понял, что это действительно звук звонка моего телефона. Он звонил мягко, но очень настойчиво. Звонки не прекращались. Я открыл глаза, протянул руку и поднял трубку.

– Алле, Вовк? Это Дынин… У тебя все нормально?

– Дынин, это ты?

– Конечно, я… Ты что, пьяный, что ли? Я просто так. Позвоню, думаю, на всякий случай…

– Сколько сейчас времени? – оборвал я его.

– Семь.

– Господи, как ты не вовремя! – вырвалось у меня.

– Не понял…

– Нет, это я так, про себя… Мне просто снился интересный сон.

– Ничего, все твои сны мы сделаем явью, гы-гы… – загоготал Дынин.

– Не дай Бог, – произнес я и положил трубку.

Все утро прошло несколько скомканно. Сначала я лежал на диване, переворачиваясь с боку на бок, затем встал, принял холодный душ, сходил в магазин за продуктами, позавтракал. В редакцию идти не хотелось, так как делать сегодня там было нечего.

Наконец я дождался, когда часы пробьют двенадцать, взял с собой приготовленный еще вчера портфель и отправился в мэрию. К зданию мэрии я подъехал в двенадцать сорок восемь. Выйдя из такси, я огляделся по сторонам, стараясь определить, на месте ли Дынин. Это удалось мне легко. Я сразу же заметил метрах в пятидесяти от мэрии яркую лысину своего приятеля. Засунув руки в карманы брюк, Дынин с сигаретой в уголке рта прогуливался взад-вперед по тротуару. «Надо сказать ему потом, чтобы в следующий раз, дабы быть естественным в роли праздношатающегося, он заглядывался больше на проходящих мимо женщин, а не на мужчин», – подумал я.

Войдя в здание, я подошел к дежурному милиционеру и сказал: