Рут Ренделл - Если совершено убийство

Жалость к себе еще никого ни к чему не приводила. Уэксфорд должен был считать это не отпуском, а лечебным отдыхом. Настало время забыть все эти приятные картины, возникавшие в поезде по пути до Виктории; в них он помогал Говарду, участвуя в расследовании и даже давая — он покраснел от смущения, вспомнив это, — кое-какие советы. Крокер был прав: у него явно была мания величия.

Несомненно, все они здесь были с приветом. Уже одного этого дома было достаточно для того, чтобы поставить на место любого провинциала. Дом был небольшой, но ведь и Тадж-Махал тоже не так уж велик по размеру. Но что доставляло ему больше всего беспокойства и заставляло ходить по дому словно он вор-домушник, так это его изысканная обстановка: хрупкая мебель, изделия из китайского фарфора, балансировавшие на маленьких дощечках, ширмы, на которые он постоянно натыкался, и цветочные композиции, выполненные Дениз. Причудливые, экзотические и очень разнообразные, они доставляли ему массу волнений, потому что почти ежедневно появлялась новая — свежая и очень изящная, и Уэксфорд никогда не был уверен, что бутон розы, небрежно лежащий на мраморной поверхности стола, не был брошен ею специально, а не он сам случайно уронил его из вазы из майолики своей неуклюжей рукой.

Температура в доме, по его ощущениям, неуклонно повышалась и уже достигла августовского полуденного зноя на греческом пляже. Имея подходящую фигуру, можно было бы ходить в бикини. Он удивлялся, почему Дениз с ее великолепными формами не делала этого. И как только здесь выживали цветы? Ведь желтые нарциссы сразу же заболевают среди авокадо!

После часового отдыха с поднятыми ногами Уэксфорд взял два библиотечных билета, оставленные ему Дениз, и пошел пешком по Мэнрис-роуд. Это было хоть каким-то поводом выйти из дому: тишина в этой красивой и теплой обстановке угнетала его и наводила тоску. А может быть, вернуться домой?

Дороти пусть остается, если ей правится. От мыслей о доме и, возможно, в какой-то степени от голода у него разболелся живот. Родной дом… Зеленые луга Сассекса, сосновый лес, главная улица, заполненная людьми, которых он знал и которые знали его; полицейский участок и Майк, который обрадуется его возвращению; их собственный дом — прохладный, каким и положено быть английскому дому, за исключением места перед большим гудящим камином; отличная еда и отличный хлеб, а в холодильнике — припрятанная баночка пива.

Хотя можно было бы прихватить парочку книг — что-нибудь такое, что хорошо читать в поезде. Он мог бы потом отослать их Дениз по почте. В библиотеке Уэксфорд выбрал какой-то роман, а затем, поскольку посчитал, что теперь знаком со стариной Томасом Мором, и его «Утопию». Было совершенно нечего делать, и он долго сидел, даже не открывая книгу, думая о доме…

Около пяти Уэксфорд отправился обратно. По пути купил вечернюю газету, сделав это скорее по привычке, чем из желания узнать новости. Внезапно он почувствовал усталость — ту самую, которую испытывает человек, когда ему нечем заполнить время от пробуждения до отхода ко сну.

Долог, очень долог обратный путь до Тереза-стрит. Уэксфорд остановил такси, откинулся на сиденье и раскрыл газету.

С самой середины первой страницы на него смотрело худое и страшное, как у мертвеца, лицо племянника.

Женщины еще не вернулись. Борясь с усыпляющей тропической жарой, обрушившейся на него, как только он вошел в дом, Уэксфорд сел, достал свои новые очки и прочитал подпись под фотографией: «Детектив-суперинтендент Говард Форчун, руководитель уголовно-следственного отдела Кенберн-Вейл, которому поручено расследование случая, произошедшего на Кенберн-Вейлском кладбище, где было обнаружено тело девушки».

Фотограф запечатлел Говарда выходящим из машины. Снимок был сделан анфас. Ниже помещалась другая, совершенно жуткая фотография с изображением глаз. Уэксфорд, вовсе не собираясь ни во что ввязываться, стал внимательно читать статью, описывающую это дело. Читал он медленно.

«Сегодня утром в одном из склепов на Кенберн-Вейлском кладбище (Западный Лондон) было обнаружено тело девушки. Его удалось идентифицировать: это мисс Лавди Морган, возраст — около двадцати лет, проживает по адресу: Гармиш-Террас, Вест, 15.

Тело обнаружил мистер Эдвин Траппер, служитель кладбища, когда пришел в склеп с ежемесячной проверкой. Детектив-суперинтендент Форчун сказал: «Совершенно определенно, что это — умышленное убийство. Пока больше ничего сказать не могу».

Мистер Траппер рассказал мне: «Склеп принадлежит семейству Монфортов, которые когда-то были очень важными людьми в Кенберне. В свое время были выделены деньги, чтобы оплачивать постоянный уход за этим склепом, но много лет назад замок на его двери сломался.

Этим утром я, как всегда в последний вторник месяца, отправился вымести мусор из склепа и положить цветы на гроб миссис Виолы Монфорт. Открыв его, я спустился по ступенькам и увидел тело этой девушки: оно лежало между гробами миссис Виолы Монфорт и капитана Джеймса Монфорта.

Я был страшно потрясен — ведь это такое место, где меньше всего ожидаешь увидеть тело».

Прочитав это, Уэксфорд хихикнул, но фотография склепа охладила его. Этот громадный и довольно уродливый мавзолей был, очевидно, возведен в стиле возрождения готической архитектуры в XIX веке. На крыше его лежали две огромные фигуры убитых львов, а над ними стоял грозный воин-победитель. Все они были выполнены из черного металла. Вероятно, кто-то из Монфортов был охотником на хищных зверей. Ниже этой композиции находилась полуоткрытая дверь, вся украшенная фресками, изображавшими героические сцены; за дверью была непроглядная темнота. Падубы, которые так любят кладбищенские архитекторы, опустили свою запыленную листву на склеп, окутав голову воина.

Это была хорошая фотография. Собственно говоря, обе фотографии были хороши, и та, на которой был запечатлен Говард, тоже, особенно его глаза, в которых светились те самые проницательность и страстная решимость, которые непременно должны быть у каждого хорошего полицейского и которые Уэксфорд никогда не видел в своем племяннике. «И никогда не увижу», — подумал он, со вздохом отложив газету. Ему не хотелось дочитывать статью. Уэксфорд был готов держать пари, что, когда Говард придет обедать, он поцелует жену, спросит, что купила тетя, и справится о здоровье дяди, словно ничего не произошло. Если бы никто не прочитал эту вечернюю газету, так оно и было бы: все прошло бы незамеченным, статус-кво не был бы нарушен, и жизнь шла бы своим чередом.