Рут Ренделл - Заклание волков

- Прошу в мой кабинет.

Нобби Кларк молча поднялся на ноги. Бэрден смотрел сверху вниз на его макушку. Волос у Нобби почти не осталось, только клок, похожий на пучок перьев. Жалкое подобие короны на бесформенной брюкве.

Не желая терять времени, Бэрден сказал:

- Ну, ладно, выкладывайте, что там у вас.

Наградой ему стала легкая дрожь, пробежавшая по могучим плечам Нобби.

- Можно закрыть дверь? - спросила Руби. В кабинете было светлее, и лицо женщины казалось измученным. - Покажите ему, мистер Кларк.

Ювелир заколебался.

- Послушайте, мистер Бэрден, - впервые заговорил он. - У нас с вами долго не было никаких трений, праильно? Лет, наверное, семь или восемь.

- Шесть, - резко сказал Бэрден. - Через месяц будет шесть с тех пор, как вам пришлось малость поволноваться из-за приобретения тех часов.

Нобби с досадой ответил:

- Тогда-то я и завязал.

- Не вижу, какое отношение это имеет к нашему делу. - Руби села и вновь обрела уверенность в себе. - Не знаю, зачем вам нужно унижать его. Я пришла сюда по доброй воле...

- Замолчите, - прикрикнул на неё Бэрден. - Думаете, я не понимаю, что происходит? Вы разозлились на любовника и хотите утопить его. Вы идете в эту крысиную нору в Сьюингбери и спрашиваете Нобби, что он приобрел у Обезьяны Мэтьюза в прошлый четверг. Я его унижаю? Это просто смешно. Вы хотели отомстить, а не помочь нам. Естественно, Кларк пришел с вами, когда вы сказали ему, что Обезьяна у нас. А сейчас можете рассказать остальное, только избавьте меня от ваших рыданий.

- Нобби хочет быть уверенным, что у него не будет никаких неприятностей, - похныкивая, произнесла Руби. - Он ничего не знал. А я? Как я могла знать? В четверг я на два часа оставила Джорджа одного и пошла зарабатывать деньги, чтобы обеспечить ему вольготную жизнь... - Тут она, вероятно, вспомнила, что Бэрден призывал её не давать воли чувствам, и продолжала более спокойным тоном: - Должно быть, он нашел её за одним из кресел.

- Нашел что?

Толстая рука нырнула в бесформенный карман, появилась вновь и бросила на стол Бэрдена что-то тяжелое и блестящее.

- Вот вам вещица прекрасной работы, мистер Бэрден. Восемнадцать каратов золота. И чувствуется рука мастера.

Это была блестящая зажигалка из червонного золота, размером со спичечный коробок, но тоньше, с изящно выгравированным узором из виноградных листьев и гроздьев. Бэрден повертел её в руках и поджал губы. Понизу шла надпись: "Энн, огоньку моей жизни".

Лицо Нобби пересекла глубокая складка, будто трещина на кормовой свекле, которая уже не помещается в своей кожуре. Он улыбался.

- Это случилось в четверг утром, мистер Бэрден. - Его пухлые руки затряслись. - Обезьяна мне говорит: возьми по дешевке. А я ему: где ты её достал? Знаю ведь, что он за человек. "Не все то золото, что блестит", говорю.

- Но, если это не золото, вам наплевать, откуда взялась зажигалка, злорадно сказал Бэрден.

Нобби пытливо взглянул на него.

- Он сказал: "Мне её оставила моя старая тетушка Энн". А я ему: веселая, похоже, была старушенция. А не оставила она заодно портсигар и фляжку? Но я только шутил, мистер Бэрден, я не думал, что дело нечисто. Складка на лице обозначилась снова, но уже не так четко. - Я дал ему двадцатку.

- Оставьте это ребячество. Я не дурак, а вы - не филантроп. - Бэрдену вспомнилась женщина с украшениями в лавке Нобби, и он презрительно добавил: - Вы отделались десяткой.

Кларк не стал спорить.

- Все равно я в убытке, мистер Бэрден. Какая разница, десять или двадцать? Деньги на деревьях не растут. Вы не станете ничего предпринимать? Не будете причинять мне неприятности?

- Убирайтесь отсюда, - устало сказал Бэрден. Нобби вышел. Он сделался ещё меньше, чем обычно, хотя, казалось, ступал на цыпочках. Когда за ним закрылась дверь, Руби уронила свою рыжую голову на руки.

- Дело сделано. Боже, я никогда не думала, что смогу заложить Джорджа.

- Слышите, как вдали кричит петух?

- Вы жестокий человек. С каждым днем вы все больше похожи на своего начальника.

Такая оценка вовсе не огорчила Бэрдена.

- Вы тоже можете идти, - сказал он. - А о том, другом деле, мы больше упоминать не будем. Государство и так потратило на вас немало времени и денег. Хоть сам иди в услужение. - Он усмехнулся, вновь приходя в доброе расположение духа. - Вы просто гений по части уборки авгиевых конюшен.

- Вы позволите мне повидать Джорджа?

- Нет, не позволю. Хорошенького понемножку.

- Я и не надеялась, что позволите, - Руби вздохнула. - Я хотела сказать ему, что очень сожалею. - Старая, уродливая, размалеванная, она устало добавила: - Я люблю его уже двадцать лет. Не думаю, что вы поймете. Вы и все остальные. Для вас это как грязная шутка.

- Доброго вам вечера, Руби. У меня много дел.

Уэксфорд справился бы лучше. Он был бы насмешлив, строг и... нежен. Руби правильно сказала: он, Бэрден, не был способен, никогда не смог бы и даже не захотел понять её. Для него такая любовь была закрытой книгой, мусором, достойным библиотеки Гровера. Он спустился вниз, чтобы потолковать с Обезьяной Мэтьюзом.

- Вам нужна зажигалка, Обезьяна, - сказал Бэрден сквозь облако дыма, глядя на обгорелые спички.

- Они у меня не в чести, мистер Бэрден.

- А если попадется красивая, из чистого золота? Все равно пожалеете денег? - Бэрден подержал зажигалку на ладони, потом поднял повыше, к голой лампочке. - Присвоение потерянного имущества. Как же вы измельчали!

- Полагаю, нет смысла спрашивать, как вы докопались до истины?

- Ни малейшего.

- Руби не могла так поступить со мной, ведь верно?

Бэрден поколебался несколько секунд. Руби сказала, что он становится все больше похожим на Уэксфорда, и он воспринял это как похвалу. Но ведь не только в суровости он мог соперничать со старшим инспектором. Он сделал большие глаза, выказывая раздражение и досаду.

- Руби? Вы меня удивляете.

- Нет. Я не думаю, что она способна. Забудьте мои слова. Она не такая, как эта старая грязная гнида Нобби Кларк. Он готов родную бабку продать на кошачий корм. - Обезьяна с вялым смирением прикурил очередную сигарету и спросил: - Сколько мне дадут?

* * *

Фары не горели. Дрейтон остановил машину на поляне, окруженной густым лесом - корабельной сосной и черными елями, из которых можно было делать флагштоки. Но даже их прямые стволы теряли четкость очертаний уже в нескольких ярдах от опушки. За их стеной не существовало ни ночи, ни дня. Только черный лабиринт.

Дрейтон обнял Линду и почувствовал, как бьется её сердце. Ничто не нарушало тишины. Констебль подумал, что, когда он разомкнет веки, кругом будет кромешная тьма (поцелуй был долгим, и оба закрыли глаза), поэтому бледный свет сумерек удивил и испугал его.

- Давай пройдемся, - предложил он, беря её руки в свои. Теперь все было в порядке, дело ладилось. Сам не зная, почему, Дрейтон испытывал не чувство торжества, а смутный, доселе неведомый ему страх. Он не боялся опростоволоситься или потерпеть психологическую неудачу. Скорее это было дурное предчувствие, боязнь ввязаться во что-то неизвестное и ужасное. Раньше его романы не отличались продолжительностью, а некоторые даже приносили радость. Но он никогда ещё не копался в себе. И теперь понимал, что весь прежний опыт совершенно бесполезен. Те чувства, которые он испытывал в прошлом, не шли ни в какое сравнение с нынешними. Они были иными и по силе, и по сути. А сейчас что-то таинственное и пугающее полностью овладело им. Вероятно, такие ощущения испытывает человек, переживающий первую любовь.