Светлана Алешина - Блеск презренного металла

Гоголев сразу оживился, и в его голубых глазах вспыхнул огонь.

— На гитаре, — застенчиво сказал он. — Как ни странно, не так уж плохо. Если хотите послушать, мы могли бы как-нибудь встретиться.

— Встретиться со шпионом? — насмешливо спросила я. — На тайной явке?

— Зря вы так, — упавшим голосом проговорил Роман Дмитриевич. — Я ведь от чистого сердца. А шпионить за вами я больше не буду — пусть меня выгоняют к черту! Надоело!

— Правильно, займетесь музыкой, — сказала я.

Гоголев обреченно махнул рукой.

— Да нет, ничего из меня уже не получится, — убежденно заявил он. — Какая музыка! Сейчас не те времена. Профессионалов девать некуда, а уж любители и подавно никому не нужны!

— А вас трудно назвать оптимистом, — заметила я. — Может, в этом кроется причина всех ваших неудач? Вы совсем не уважаете себя!

— Я же говорю, меня таким сделали, — печально сказал Роман Дмитриевич. — А теперь попробуй — переделайся! Вот и сейчас — вам клянусь, что следить не буду, а у самого кошки на душе скребут. На самом деле боюсь ведь с работы вылететь. Куда я пойду?

— А на этом поприще вы рассчитываете преуспеть? — поинтересовалась я.

Гоголев тяжело вздохнул.

— Здесь я вроде привык, — не слишком уверенно сказал он.

— Ну так вас никто не гонит! — заметила я. — Оставайтесь на своем месте, если оно вас устраивает. Я даже разрешаю вам за мной следить, — великодушно добавила я. — Только не путайтесь под ногами и поменьше болтайте, иначе тогда уж мы разругаемся с вами вдрызг!

— Договорились! — повеселев, согласился Гоголев. — Я не буду вам мешать. И начальству про ваши планы докладывать не буду. Даю вам честное слово. Если хотите, я даже могу чем-нибудь вам помочь. У меня ведь как-никак имеется удостоверение! Вы сейчас чем-то занимаетесь, верно?

Я внимательно посмотрела на его мягкое лицо, вьющиеся светлые волосы и мечтательные глаза. Выглядел Роман Дмитриевич совсем не опасно, даже располагающе, но черт его знает…

— Занимаюсь, — хитро прищурившись, сказала я. — Ищу дорогу на Шангри-Ла. Не слышали о такой?

Гоголев старательно наморщил лоб.

— Шангри-Ла… Шангри-Ла… — пробормотал он. — Я определенно что-то такое слышал. Только никак не могу вспомнить…

— Как вспомните, сразу сообщайте! — улыбнулась я. — А мне пора. И прошу вас выполнять соглашение. Будьте рядом, но не суйте свой нос куда не просят. Иначе на мою благосклонность можете не рассчитывать. Я буду вашим врагом до самой смерти!

— Не надо врагом, — поспешно проговорил Роман Дмитриевич. — Я буду вашим преданным союзником, вот увидите!

Нотариус Белов оказался высоким сухощавым человеком с неприятным взглядом колючих, глубоко посаженных глаз. Одет он был крайне тщательно — в темно-коричневый костюм-тройку и безукоризненной свежести сорочку кремового цвета. Дорогой галстук так туго стягивал худую шею нотариуса, что даже у меня при взгляде на него возникало ощущение удушья.

Никакого разговора у нас не получилось. Выслушав мой рассказ о поисках дочери неких старых знакомых, Белов изобразил на лице неприступную мину и с ледяной вежливостью предложил продолжить поиски по другим каналам.

— Поймите меня правильно, — бесстрастно отчеканил он, глядя мне прямо в глаза. — Свою рабочую информацию я никому не предоставляю. Таков мой принцип. Не вижу причин, по которым я мог бы изменить этому правилу и на сей раз. Ведь вы не представитель следственных органов, не судебный исполнитель, вы частное лицо, не так ли? Следовательно, разговор закончен, извините!

Он был непреклонен. Не помогали никакие улыбки и жалостливые рассказы. Мне ничего не оставалось, как покинуть его контору.

Выйдя на улицу, я остановилась в раздумье. Настроение у меня было здорово испорчено. Мало того, что я ровным счетом ничего не узнала, я заставила нотариуса насторожиться. Если в деятельности «Тюльпана» было не все чисто и Белов имел к этому какое-то отношение, он наверняка постарается принять меры, чтобы информация не попала ко мне в руки. Кроме того, эта неудача означала, что теперь мне придется искать следы распавшейся фирмы в каких-то специальных архивах, доступ к которым потребует огромных усилий и времени.

Пока я размышляла, стоя у порога нотариальной конторы, снова обнаружил свое присутствие Роман Дмитриевич. Он покинул свою верную «Оку» и с некоторой осторожностью приблизился ко мне. Остановившись в двух шагах от крыльца, он с рассеянной улыбкой посмотрел на синее небо, на залитую солнцем улицу и сказал:

— Денек-то какой!.. А у вас неприятности, Ольга Юрьевна. Может быть, я смогу помочь?

Сначала ничего, кроме досады, это замечание у меня не вызвало. Я посмотрела на непрошеного помощника с раздражением. Но в его голубых глазах было только сочувствие и боязнь рассердить меня. Я сдержала язвительное замечание, готовое сорваться с моих уст, и только сказала:

— Да чем вы можете помочь, Роман Дмитриевич? Вам самому помощь требуется.

Гоголев слегка нахмурился и произнес, волнуясь:

— Я понимаю, что вы мне не доверяете, Ольга Юрьевна. Это вполне естественно. Но вы же можете меня проверить? Я ведь со всей душой…

Я некоторое время оценивающе разглядывала его и наконец решила рискнуть. В конце концов, ничего незаконного я делать не собираюсь. Пусть Роман Дмитриевич нарушает закон, если ему так хочется, а мы посмотрим — может, действительно какой-то толк будет?

— Ну, ладно! — сказала я. — Только имейте в виду — я вас за язык не тянула. Тут в конторе сидит Белов Николай Степанович, нотариус. Мне он ничего говорить не хочет. Не нравится ему, что я частное лицо, видишь ли. Может быть, ваш авторитет на него подействует? Мне позарез нужно выяснить, при каких обстоятельствах около года назад была продана одна квартира… — и я подробно рассказала Гоголеву эту историю, ни словом, однако, не обмолвившись о семье Панкратовых.

Роман Дмитриевич слушал меня очень внимательно — видимо, старался запомнить каждую подробность. Потом решительным движением пригладил светлый чуб, строго насупил брови и шагнул на ступеньку.

— Только имейте в виду, — предупредила я. — Этот Белов — тертый калач, будьте с ним пожестче!

— Я постараюсь, — скромно сказал Гоголев, скрываясь за дверью.

Я немного прошлась взад-вперед по тротуару, рассеянно поглядывая на окна нотариальной конторы, но ни минуты не сомневаясь, что Роман Дмитриевич долго там не задержится. Без официального предписания Белов с ним и разговаривать не станет. Здесь нужен другой человек, другого сорта — настоящий зубр, который наводит страх одним взглядом. Гоголев к таким не принадлежал.

Я вспомнила, как Роман Дмитриевич жаловался, что забыл вставить пленку в фотоаппарат. Он, бедняга, не догадывается, что все гораздо хуже — ведь он даже забыл, что на самом деле пленка была вставлена. Да, такому, должно быть, совсем нелегко приходится в его серьезном ведомстве! В каком-то смысле у парня выдержка просто железная. Я бы не выдержала.