Светлана Алешина - Вниз тормашками

— Несчастный случай, — не стала вдаваться в подробности Лариса.

— А насчет посетителей, — продолжала старенькая поломойка, — так с нашим врачом завсегда можно договориться. Скажем, был тут один недавно. Высокий такой, красивый брюнет. Говорил, что уезжает в рейс и его не будет в городе полгода. Хотел с невестой повидаться.

— Пустили?

— Пустили, а как же? Правда, вечером все было, в тайне, будто бы главврач не знает, но нам-то все известно, — техничка повернула голову и многозначительно посмотрела на Ларису. — Щас ведь жизнь такая! Больнице тоже тяжело. Вот и берут деньги, если дают их и ничего криминального не просят. Взятки, оно, конечно, плохо, но что делать? В конце концов что плохого, что жених со своей невестой увидится?

В это время они проходили по площадке второго этажа. Над стеклянной дверью, занавешенной желтыми шторками, Лариса увидела десять больших желтых букв. Реанимация.

— Ох, что-то у меня голова закружилась, — она прислонилась к витым деревянным перилам и выпустила из рук пакет, с шуршащим звуком упавший на холодный бетонный пол. — Давление, наверное…

— Ох ты, батюшки! — техничка тут же засуетилась, бросила ведро, которое, громыхнув, осталось стоять прямо посреди площадки. Добрая женщина повела Ларису прямо к стеклянным дверям, вход в которые, как гласила табличка на них, посторонним строго воспрещался.

«Ничего, — подумала Лариса, старательно изображая полуобморок, — теперь я не посторонний человек, а тоже больной, нуждающийся в срочной реанимации. Хорошо, что я сегодня так напудрилась! Даже Котов сказал, что я бледновато выгляжу. Но я торопилась успеть сюда до милиции, вот и не стала переделывать макияж».

— Ох, молодежь! — вздыхала женщина, усаживая Ларису на дермантиновую кушетку. — Гнилые какие все пошли! У вас давление-то какое обычно?

— Повышенное, — соврала Лариса. Давление у нее всегда было прекрасное, а единственная болезнь, от которой она иногда страдала, — это мигрень.

— Ну ясно, — кивнула техничка. — Сейчас я Зою позову, а то мне нужно еще третий и четвертый этажи домыть. На первый этаж приходится за водой бегать, кошмар!

Пробормотав что-то о «властях», она зычно крикнула Зою. На крик из ближайшей комнаты, где слышен был свист закипающего чайника, вышла молодая симпатичная куколка с синтетически-белыми кудряшками и немного расплывшейся фигуркой.

В отличие от поломойки девушка сразу определила истинный возраст Ларисы.

— Женщина, с вами все в порядке?

Лариса вполне правдоподобно что-то простонала. Ее провели в ординаторскую, дали лекарство с резким запахом, которое Ларисе пришлось выпить.

— Настойка элеутерококка, — сказала медсестра, — а вы чем обычно лечитесь?

Лариса попыталась вспомнить название хоть какого-нибудь лекарства, но не смогла. Она ничего об этом не знала.

— Это у меня впервые…

— А, понятно, — кивнула девушка, — приливы как раз в этом возрасте и начинаются. С месячными все в порядке?

Лариса покраснела, но кивнула.

— Ну это ничего, скоро они прекратятся. У вас климакс начинается, как я думаю. Правда, ранний. Но это бывает, когда жизнь полна стрессов или наследственность способствует.

Лариса, которая размышляла о том, как бы выяснить, к кому именно приходил ночью «жених», пришла в ужас. Слова медсестры вдруг напомнили ей о грядущей пакости под названием менопауза. Она-то привыкла считать себя молодой и не задумывалась о предстоящей старости! Ей действительно стало дурно. Она медленно возвела глаза на хорошенькую Зоечку, зевавшую с равнодушным видом, у которой впереди была вся ее молодая жизнь, и элегантно упала в настоящий обморок — прямо на диван.

Очнулась Лариса от резкого запаха нашатыря. Она с детства его не переносила, поэтому ей моментально захотелось чихнуть, что она и сделала.

— Будьте здоровы, — сказал голос, принадлежавший невысокому усатому мужчине в белом халате. — Как вы себя чувствуете?

Челюсти врача — если это был врач — непрерывно двигались, перекатывая во рту мятную жвачку. На носу сидели модные очки без оправы, из-за стекол которых на Ларису смотрели два внимательных черных глаза. Горбатый длинный нос и отливающий синевой подбородок выдавали в мужчине кавказца. В руках с безупречно чистыми ногтями он медленно сжимал резиновую грушу. Лариса ощутила, как ее левую руку что-то сдавливает. Она скосила глаза и увидела, что пиджак с нее снят, рукав блузки закатан и плечо обернуто тканевой манжетой, соединенной резиновой трубочкой с грушей.

— Тихо, тихо, не дергайтесь, — с едва уловимым акцентом сказал он, — я у вас давление меряю.

— А вы кто? — слабым голосом спросила Лариса.

— Дмитрий Петрович, — ответил он, — дежурный врач. Что же это вы так себя не бережете? С давлением — и без лекарств, так нельзя! Себя беречь нужно.

Лариса кивнула.

— А где мой пакет? Я к племяннице собиралась…

— Да здесь все, здесь, не волнуйтесь, — врач смотрел на тонометр. — А кто ваша племянница?

— Ольга Северцева. В триста седьмой. Ее только сегодня перевели.

— А-а, знаю, — кивнул врач, — та самая Северцева…

— Что значит — та самая? — сразу же насторожилась Лариса.

— Ничего, — спокойно оборвал разговор Дмитрий Петрович. — Просто я ее помню.

Лариса пару секунд подумала и решила пойти ва-банк.

— К ней жених на днях приходил. Миша. Вы в курсе?

— А, так вы знаете, — врач облегченно вздохнул. — А то сами понимаете: мы же вроде бы не должны пускать сюда посторонних, но он очень просил. У Зоечки сердце не железное, вот она и не выдержала.

— А во сколько это было?

— Зоечка, когда тот молодой человек к девушке, которую чуть не задушили, приходил? — спросил врач.

— Полдвенадцатого, позавчера, — откликнулась Зоечка, размешивая в стакане растворимый кофе. Здесь же на столе, рядом со стетоскопами и какими-то медкартами, лежала нераспечатанная пачка печенья «Юбилейное» и стояла банка варенья. — Цветы ей принес, но их пришлось убрать. Нельзя.

— Долго он у нее пробыл? — спросила Лариса.

— Да пять минут всего. Все-таки это большой риск — если узнают, мы можем и с работы вылететь. Поэтому мы им сказали, чтобы они поскорее там…

— Значит, женихов вы пускаете, а родителей нет, — подытожила Лариса.

— Каких родителей? — усмехнулся врач. — Девчонка-то детдомовская. У нее медицинская карта старая, там все указано.

«Вот тебе и на! — поразилась Лариса. — Оказывается, Оля все напридумывала? Но зачем? Если это оказалось ложью, то, может быть, и все остальное — тоже вранье?»

В женской палате никого, кроме лежавшей возле окна бледной Ольги, вроде бы дремлющей, не было. Лариса осторожно подошла к ней, думая, что та спит, но больная открыла глаза и слабо улыбнулась.