Елена Чалова - Ключ к тайне

Собственно, Клаус и приехал сюда за тишиной – подумать и принять решение. В городе было суетно и трудно найти время и место, чтобы остаться в одиночестве.

Он поерзал, потому что сидеть на портфеле было не слишком удобно. Он уже давно не расставался с этим кожаным монстром: вместительный и слегка потертый, плотно закрывающийся и с замочком – самое надежное, что он смог найти. Клаус купил его на барахолке вскоре после войны. Тогда было плохо с продуктами и люди меняли вещи на хлеб или картошку. Портфель продавала старушка, должно быть, жена какого-нибудь профессора. На ней было платье довоенного покроя, митенки и маленькая шляпка на седых волосах. Кроме портфеля старушка пыталась продать ка кие-то вазочки и статуэтки, но Клаус плохо разбирался в этом, да и не было у него лишних денег. Он купил портфель, сложил в него бумаги Карла и свои собственные и везде таскал с собой. Тереза то подшучивала над ним, то посматривала удивленно и в конце концов сказала, что если кто-нибудь еще обратит внимание на эту странность, то желающие заглянуть в портфель найдутся непременно.

И тогда Клаус понял, что пришло время принять решение. Двадцать лет после войны пролетели быстро. Город еще не оправился от той фактически единственной, но страшной бомбардировки английской авиации в 1944-м, и многие дома так и стояли в руинах.

Город менялся, но для Клауса это было очень болезненное время. Порой ему казалось, что его душу рвут на части, особенно когда советским правительством было принято решение о депортации немецкого населения в Германию. Почти все местные немцы были отправлены в Германию к 1947 году. Только некоторые специалисты помогали восстанавливать работу предприятий вплоть до 1948-го и даже до 1949 года, но и они не получили советское гражданство и впоследствии были депортированы в Германию. Вместо них в город были переселены советские граждане из Центральной России.

Депортировали даже старенькую фрау Марту, которая фактически вырастила его, и он почитал ее своей второй матерью. Не миновать бы и Клаусу высылки, но помог отец рыжего Арво. За документы Клаус отдал фамильный перстень, серебряный портсигар дяди и канистру спирта, которую он в свое время приватизировал в «Лаборатории 13» как человек, отвечающий за техническое обеспечение оборудования. Зато теперь в его паспорте значилось, что Клаус Райнц – литовец по национальности и родился в деревне, название которой состояло в основном из согласных букв. Деревня была полностью сожжена во время оккупации, и возможность найти кого-то, кто мог бы опровергнуть происхождение Клауса, представлялась маловероятной.

Советские власти не уделяли никакого внимания наследию немецкой культуры. С отчаянием смотрели Клаус и бывшие работники музеев и галерей, как вагонами вывозят остатки коллекций. Описи если и составлялись, то, на взгляд специалистов, выглядели просто абсурдно. Например, в вагон грузили «картины голландских и французских мастеров XVII–XIX веков». Старый город не восстанавливался, а руины замка (следствие бомбардировок союзников) были снесены в конце 1960-х годов, несмотря на протесты архитекторов, историков, краеведов и просто жителей города. Клаус, как мог, пытался сохранить остатки былого величия города, но при этом он никогда и не помышлял о том, чтобы вернуться в Германию.

Он осознал свое предназначение и нашел Тайну. Ну, почти нашел. И теперь Клаус пребывал на том же перепутье, где в свое время оказался его учитель Карл. Только у дяди не было полной уверенности в том, что он может отыскать. И у него не было ключа. У Клауса есть ключ – его медальон. И крепнущая уверенность, почти знание, что именно он найдет за запертой дверью. Клаус не терял времени даром. Он учился на историческом факультете, окончил университет с блеском, защитил кандидатскую и на сегодняшний день был уже без пяти минут доктором наук. Он занимался любимым делом, писал и исследовал то, что ему нравилось, – историю этого прекрасного края, который стал его родиной, его землей. Тема работ Клауса Райнца была выдержана в актуальных и идеологически верных терминах, он читал лекции, и студенты толпами приходили послушать его. Но параллельно… параллельно он вел и другие исследования. И все складывалось одно к одному. Его детские поиски, карты города, которые они чертили, будучи мальчишками. Карты, где медиумы из «Лаборатории 13» отмечали места силы. Древние легенды. Рукописи и исследования. Он уже почти знает. Осталось решиться и пройти по открывающемуся пути. И сделать выбор.

Утром Рада проснулась от телефонного звонка. Ее мобильник верещал в кармане джинсов. Джинсы валялись подле кровати на полу, и, потянувшись за ними, она застонала. Казалось, болело решительно все. Рада взглянула на номер: Скво.

– Да?

– Господи, слава богу, ты жива! Что с тобой случилось?

– Ничего. – Рада с трудом встала, подошла к зеркалу и распахнула халат. Тело покрывали синяки и ссадины, особенно ныли правые плечо и бедро. Да, это она тогда упала.

– Не ври мне! – почти завизжала Скво, и Рада с некоторым удивлением отодвинула трубку подальше от уха. – Я знаю, что вчера тебе угрожала смертельная опасность! Ты где сейчас? Я приеду немедленно, нам нужно серьезно поговорить.

– Я не очень хорошо себя чувствую, – пробормотала Рада, у которой не было никакого желания слушать нотации подруги. Взгляд ее остановился на медальоне. Странным образом он казался светлее, чем обычно. Буквы и знаки словно проступили из фона и стали ярче. Она коснулась его пальцами. Нет, вроде все как всегда. Наверное, ему пошло на пользу купание в котловане. Ну, про себя она такого сказать не может.

– Я уже еду, слышишь? Никуда не уходи!

Скво бросила трубку, не дожидаясь ответа. Рада пожала плечами и положила мобильник на стол. Спорить не хотелось. Вообще ничего не хотелось. Девушка вернулась к кровати и, запахнув поплотнее халат, села. Надо бы найти крем и намазать руки. Пока она отмокала в ванной, Алекс обработал пальцы с содранной кожей перекисью и йодом, ранки за ночь немного затянулись, но сейчас кожа начала трескаться, и больно было ужасно.

Дверь открылась, и вошел Алекс. Смотрел он встревоженно:

– Проснулась? Ну как ты? Может, все же стоит показаться врачу?

– Нет.

– Пойдешь на кухню или принести завтрак сюда?

– Пойду, я уже ничего.

Ирада действительно добрела до кухни и задумчиво наблюдала, как Алекс суетится у плиты и холодильника. Потом он сидел, смотрел, как она пьет кофе, и, не выдержав молчания, спросил:

– Расскажи мне, что с тобой случилось. Я… я чувствую себя виноватым. Получилось, что я тебя бросил там, в библиотеке. Но я не успевал, понимаешь? Не успевал пролезть в этот чертов люк!