Гунар Цирулис - Не верьте в аиста

Негодование тетушки Курсис было несколько преувеличенным. В действительности она была рада похвастать много лет хранимым хламом, который наконец кому-то смог пригодиться. Но в то же время говорившая в ней скаредность не позволяла ей признаться в своем богатстве.

Ни один здравомыслящий человек не называл бы это богатством. Комната была заставлена мебелью. Наряду с хламом тут стояли и несколько новеньких плетеных стульев. На стене висела большая картина в золоченой раме. Тетушка Курсис придвинула к стене табурет и, велев Ингриде удерживать его обеими руками, забралась на него, охая и отдуваясь, достала из-за картины ключ и слезла на пол.

— Погоди в передней! — приказала она, поскольку теперь посторонний глаз был ей ни к чему.

Отперев ящик грандиозного, как орган, буфета, достала большую коробку с рукодельем, где среди всевозможных пуговиц, пряжек, катушек и клубочков хранился старинный ключ. Он был от сундука, в недрах которого покоилось все, что, по мысли хозяйки, соединяло дорогое прошлое с желанным будущим: бумажные деньги буржуазной Латвии, овальная эмалированная табличка от дома с надписью «Улица Кунгу, № 6, владельцы А. Курсис и наследники», бесконечное множество фотографий… И вот то, что она искала — связка ключей.

Тетушка Курсис надела очки и принялась изучать привязанные к каждому ключу бирки, затем выпрямила спину и обернулась:

— Вот, наверно, этот самый…

Но Ингриды уже не было ни на кухне, ни в коридоре.

— Ах, паршивка! — воскликнула тетушка Курсис и опрометью кинулась из дома.

В саду тоже никого не было.

На трезвую голову Ингрида не поступила бы столь необдуманно. Но после двух бутылок шампанского ее заботило лишь одно — как можно скорее выполнить последнее задание Петера и исчезнуть отсюда. Не оставив следов и навсегда! Она была уверена, что в другом месте, в обществе других людей сможет начать новую жизнь. Оплачивать счета нынешней она не собиралась.

Выбежав из дома, Ингрида схватила Альберта за руку и буквально силой тащила его до телефонной будки на углу улицы.

— Дальше не буду тебя провожать, — сказал Альберт, переводя дыхание. — Если сейчас не возьму ключ, старухи подумают черт-те что.

— Да ладно, топай, мне все равно надо еще позвонить, — с этими словами Ингрида вошла в телефонную будку.

«Вот странно, и мне тоже», — подумалось Альберту. Но тут он заметил, что телефонная трубка отрезана. И, наверно, только что — когда они проходили тут десять минут назад, по телефону кто-то разговаривал.

Они переглянулись и одновременно улыбнулись друг другу.

— Берт, я недавно где-то слышала, будто древние индейцы свято верили в бессмертие. Когда человек умирает, душа его переселяется в другую живую тварь, в животное, а то даже в червяка.

— Теперь понятно, почему в зоопарке мне в каждой клетке мерещится наша покойная учительница тригонометрии.

— Брось ты ржать! У меня иногда бывает такое чувство, что все, что ни происходит со мной, давно уже известно — будто в книге или в кино видела. И ничего уже нельзя изменить…

— Очень удобная теория. Всегда сохраняется возможность следующую жизнь прожить лучше.

— Вот видишь. Так что будем надеяться, в другой раз, если только узнаем друг друга, нам не придется так скоро расстаться… Я уезжаю, Берт, насовсем!

Ингрида быстро поцеловала юношу и, прежде, чем Альберт успел опомниться, исчезла в темноте.

Добрые вести никто не сообщает наспех. Зато если кто попадает в беду, то он не медля ни минуты подымает на ноги всех друзей и знакомых. Потому, наверно, и разносчики телеграмм так властно колотят в дверь, потому так тревожны трели междугородных звонков. Услышав продолжительный сигнал вызова, мадам Зандбург побежала — насколько ей позволяли непослушные ноги и больное сердце — к дому. Узнав голос младшей дочери, мадам Зандбург в первое мгновение почувствовала себя просто обкраденной, но уразумев, что ее призывают на помощь, сразу обрела хладнокровие и деловитость.

— Довольно болтать, каждая минута стоит денег… Конечно, поеду ночным поездом!.. Не говори глупости, только скажи мужу, чтобы встретил меня на станции… Да, да, целую!

Теперь же она взволнованно бегала по просторной гостиной, не отводя взгляда от Регины, погружавшей в большую корзину банки с вареньем.

— Малину, в первую очередь ставь малину! — поучала мадам Зандбург. — Ты же слышала, что у маленькой Руты воспаление легких.

— Можно подумать, у них в Элее мало варенья…

— А почему же тогда они звонят, чтобы я немедленно приезжала ухаживать за внучкой? — не очень-то логично задала вопрос мадам Зандбург. — И где этот твой Эдуард застрял? Я тут бросила все дела, а он не может прислать машину…

— Наверно, билет покупает, — заступилась за мужа Регина.

Альберт не прислушивался к разговору. Ему наконец удалось дозвониться до дежурного по МВД.

— Пожалуйста, подполковника Кашиса! Очень срочное дело!.. Как, еще не вернулся?.. Ах, был и снова уехал… В Юрмалу? Большое спасибо!

Он положил трубку и спросил мадам Зандбург:

— Значит, вам удалось сказать товарищу Кашису, что я его искал?

— Отец небесный! — всплеснула руками мадам Зандбург. — Ну просто вылетело из головы! С этой суматохой…

— Но он же едет сюда? — не терял надежды Альберт.

— Чтобы отвезти меня на вокзал, — гордо сообщила Зандбург, — а я еще не упаковалась… Ну чего ты тут крутишься под ногами? Беги скорей в школу, я там скликала всю твою команду, чтобы помогли изловить автомобильных воров… Просто не представляю, как там этот лейтенант без меня!

— Но товарищ Кашис…

— Ступай, ступай, — и мадам Зандбург легонько подпихнула Альберта в направлении двери. — Я ему обязательно скажу, где ты.

— Надо смотреть за домом тетушки Курсис, расставить посты…

— Ладно, ладно! — Мысль мадам Зандбург теперь работала в единственном направлении. — Да, передай Расме с Варисом привет от бабушки.

Для Кашиса решение тещи о немедленном отъезде было сюрпризом. Обычно это проходило далеко не так гладко. Рената Зандбург была просто неспособна погостить немного, сердечно попрощаться и отбыть. Совесть ей не позволяла без всякого повода бросить несчастных родственников на произвол судьбы. И, как правило, таким поводом служил умело спровоцированный семейный скандальчик, отвечавший ее жадной до драматических конфликтов натуре, после которого можно было уехать. Разумеется, хлопнув дверью. Затем следовала многомесячная переписка с упреками и нотациями, но без традиционных поцелуев в конце письма, взаимные мирные предложения и вдруг — словно ничего и не было — телеграмма «Еду».

И все-таки было жаль, что старуха Зандбург так скоро уезжает. Могла бы малость еще погостить. Кашис не сомневался, что через пару дней она уехала бы со всеми своими чемоданами и большей частью вещей — кому теперь жулье может сбыть принадлежности туалета старой женщины, и притом столь малого размера?