Андрей Дышев - Детектив от Иоанна

— Вот как! — мстительно сказала Стюардесса и попятилась. — Теперь я все понимаю… Вы только о себе думаете… А мой бедный Опио…

— И тебе лучше помолчать, — сказал Интеллигент. — И чего всполошилась? Все хорошо. Мы держим ситуацию под контролем. Самолет летит. Полет нормальный.

Боксер вернулся из тамбура, на ходу вытирая руки подвенечной фатой, которую выудил из какой-то коробки.

— Картина ясна, — сказал он и поправил кобуру, болтающуюся на поясном ремне. — Там полно следов — и от ботинок, и от кроссовок. Это исчерпывающе подтверждает, что в тамбуре была драка.

Боксер снял с полки сложенный телескопический спиннинг и его кончиком ткнул Аулиса в грудь.

— Ты слышишь, собака? Там следы кроссовок! А кроссовки только у тебя. Все сходится. Тебе остается сознаться.

— В чем? — едва слышно выговорил Аулис, чувствуя, что близок к умопомешательству.

— В попытке захвата воздушного судна.

— Да оно мне и даром не нужно, ваше говенное судно! Я жить хочу!

— Но-но! — подал голос с другой стороны Интеллигент, занятый тем, что вставлял пальчиковые батарейки в миниатюрный галогенный фонарик. — Не советую плохо отзываться о самолете нашей государственной авиакомпании.

— Это еще одна статья! — сказал Боксер и поднял вверх палец, похожий на сгоревшую кормовую морковь, заостряя тем самым внимание на инциденте.

— Антигосударственная пропаганда, — пояснил Интеллигент. — Это в своей стране будешь языком трепать.

— Уже не будет, — поправил коллегу Боксер и обратил внимание на иллюминатор. — А почему так стемнело?

Аулис обливался потом и втягивал голову в плечи. Он уже с трудом понимал смысл слов, которые ему говорили. Сознание отказывалось верить в то, что самолетом никто не управляет и он летит подобно снаряду, выпущенному в цель. Аулису было трудно дышать, в голове толчками пульсировала кровь, словно отсчитывала последние секунды перед катастрофой… Эти ненормальные полицейские не понимают, как велика опасность. Сейчас произойдет непоправимое… Чудовищный удар, от которого с оглушительным треском станет разваливаться и сминаться, подобно фольге от шоколадки, фюзеляж, и округлое, наполненное жаркой тяжестью пламя начнет неистово пожирать людей вместе с бесчисленными коробками, баулами и мешками… Сейчас это произойдет… Сейчас…

И самолет, словно выполняя его черное предсказание, вдруг подпрыгнул, задрожал, завибрировал, и посыпался в проход багаж; диким голосом закричала Стюардесса. Боксер не удержался на ногах и повалился на коробку с телевизором. Интеллигент машинально схватился за то, что было ближе всего к нему, и, падая, нечаянно выдернул из стопки плоскую коробку с менажницей. Гора фарфоровых тарелок обрушилась на него, словно снежная лавина, и в одно мгновение завалила его с головой.

— Что происходит?! — метался по салону вопль Стюардессы. — Мое лицо! Мои руки! Помогите кто-нибудь!

Самолет снова тряхнуло, и полицейский опять упал. Аулис в ужасе подтянул колени и прижался к ним лицом. Он был уверен, что случилось именно то, чего он с таким страхом ждал: самолет врезался в землю и вот теперь разваливается на куски, и жить им всем осталось считаные мгновения. Но одно мгновение сменяло другое, самолет выл, стонал, раскачивался из стороны в сторону, но все никак не разваливался.

— Проклятый телевизор! — доносился откуда-то рев Боксера. — Я ударился об него мошонкой!

Аулис почувствовал, как сидящий сзади Соотечественник схватил его за плечо.

— Парень, я что-то не понял… Ты что, грохнул обоих пилотов?

— Не я, не я, не я!!!

— Очень надеюсь, что не ты, — каким-то странным голосом, насквозь пропитанным недоверием, произнес Соотечественник. — Очень надеюсь… Ты же не камикадзе, правда? Но если это сделал ты, то шансов у тебя никаких. Понял, гад? Никаких! Меня сильно обидели, от меня все открестились, и если еще ты попытаешься насыпать соли на мою рану… Но я все-таки надеюсь, что это не ты. И нам надо держаться вместе. Друг за друга. Ради нас с тобой… Ради нашей родины, которая хоть и обидела меня, но я ее прощаю…

— Да пошел ты… — процедил Аулис.

Ему сейчас было не до родины, он не хотел держаться за прикованного к креслу Соотечественника и окончательно распрощаться с жизнью. Аулис ненавидел его, хотя светловолосый соотечественник лично ему ничего плохого не сделал, но был косвенно виноват во всех тех бедах, что свалились на голову Аулиса. А коробки продолжали падать, словно камни во время извержения вулкана, и проход уже был завален весь, и жалобные стенания Стюардессы звучали все тише и тише. Пакет с елочной мишурой упал Аулису на голову, пушистая гирлянда, похожая на серебряную сколопендру, повисла у него на ухе. «Скорее бы все это кончилось!» — подумал он, не в силах больше терпеть затянувшуюся агонию самолета.

— Это стопроцентный теракт, — объявил Интеллигент, выбираясь из-под завала тарелок с лифчиком на шее. — Не иначе как взрыв тротиловой шашки.

Болтанка не утихала, но самолет не разбивался. Происходила какая-то незавершенная хренотень.

Откуда-то из-под мешков, словно аспид, выползла тонкая черная нога Стюардессы без туфли. Потом показалась другая. Боксер, охая и держась за низ живота, подобрался к креслу Аулиса.

— Напрасно, гадина, упрямишься. Я все равно выбью из тебя признание! Даю последний шанс! — крикнул он, массируя ушибленное место, и тотчас получил чувствительный удар по голове коробкой с тайваньским утюгом. — Проклятие! У меня же голова, а не кокос!

— А кто сказал, что мы летим? — сам у себя спросил Интеллигент, пытаясь добраться до иллюминатора и посмотреть в него. — По-моему, мы катимся кубарем по склону Килиманджаро.

— Летим! — с отчаяньем крикнула Стюардесса. Она уже выбралась из завала и торопливо застегивала пуговички на блузке. — Мы проходим грозовой фронт! Зона сплошной турбулентности! Если мы сейчас не изменим курс, нам оторвет крылья! Вы можете представить, что с нами станет? Что со мной станет? С этими нежными руками? С этим прекрасным лицом?

Она хватала себя за щеки.

— Ничего нам не оторвет! — ответил Боксер, не расслышав слов Стюардессы. Он потирал темечко, на котором отпечатался след от тяжелой коробки, и приближался к Аулису. Интеллигент к этому времени уже добрался до иллюминатора и надолго прилип к нему.

— Ну?! Что там?! — крикнула Стюардесса.

— Красота, — ответил Интеллигент, хотя ничего не было видно — сплошная серая пелена.

— Надо поменять курс!! Надо! Надо! Надо! — разрывала Стюардесса свой роток и лупила кулаками по коленкам. — Иначе зачем мне моя молодость, моя ослепительная красота?

— А почему у тебя руки были в крови? — вкрадчиво спрашивал Боксер, медленно подползая к Аулису, будто лев к тушканчику. — Почему именно ты взялся закрывать дверь? Тебе это больше всех надо было? Мне не надо, Стюардессе не надо, моему коллеге не надо. Никому не надо, а только тебе. Странно, не правда ли?