Андрей Шляхов - Криминальные будни психиатра

В депрессии не было ничего удивительного. Меняя жен, сам Сергей Леонидович оставался прежним, вот все и повторялось по принципу «там же, тогда же». Пациенту, желавшему перемен в своей жизни, в первую очередь следует измениться самому. Савелий это понимал, оставалось сделать так, чтобы необходимость перемен осознал Сергей Леонидович. Это довольно долгий процесс, психотерапия вообще дело долгое, а Сергей Леонидович торопился, жаждал немедленных результатов, уже на второй прием собрался прийти с женой, наверное, ожидал, что Савелий, как это принято говорить, «вправит ей мозги». Пришлось разочаровать, до беседы с обоими супругами было еще далеко. С глазу на глаз Савелий бы пообщался с женой Сергея Леонидовича, было что спросить у нее, но против этого стал возражать пациент. Что ж, хозяин — барин.

Во время прошлой, пятой по счету, встречи Сергей Леонидович дважды поинтересовался, «когда закончится вся эта бодяга», как будто Савелий мог ответить на этот вопрос. Сегодня пациент выдал домашнюю заготовку про сон. По поведению, по манере изложения видно было, что сон выдуман от начала до конца. Савелий давно уже научился понимать, когда пациенты врут, а когда говорят правду. Научиться бы еще определять истину по лжи.

Заготовка явно была предназначена для того, чтобы «подстегнуть» Савелия. «Смотри, ты тут из пустого в порожнее переливаешь, про давно позабытое детство меня расспрашиваешь, а я ведь до крайности уже дошел, если мне такие сны снятся. Еще немного, еще чуть-чуть — и я ее наяву прирежу! Грех разделим пополам».

Не самый приятный пациент Сергей Леонидович, увы.

— Сначала меня охватила радость, — забубнил Сергей Леонидович, — мол, на этот раз я победил, оставил за собой последнее слово, как положено мужику. Но очень быстро радость сменилась ужасом. Как же, думаю, я мог так поступить? Просыпаюсь, а она рядом лежит, губками чмокает. Такая милая. Она, когда спит, очень милая, аж дух захватывает. И когда молчит, тоже милая… иногда мне кажется, что в ней живут два человека.

— А в вас?

— Во мне всегда один, что я, шизофреник, чтобы раздвоением личности страдать?

Если пациент уходит в глухую оборону, общение пора прекращать. Пусть отдохнет, осмыслит, определится… А тут и время очень удачно подошло к концу. Простились ровно, можно сказать — дружелюбно. Сергей Леонидович, правда, поинтересовался, почему Савелий не дает ему никаких тестов. Савелий ответил, что это совсем ни к чему, но в объяснения пускаться не стал.

Проводив Сергея Леонидовича, Савелий подошел к распахнутому окну — освежиться. Кондиционеры были установлены только в кабинетах администрации диспансера, до прочих то ли руки не доходили, то ли средств было мало. Думая о своем, он равнодушно созерцал привычный городской вид, который благодаря росшему перед окном раскидистому клену, был городским не на все сто процентов. Мысль обозначила себя, но никак не хотела додумываться до конца. То обстоятельство, что пациент Сергей Леонидович привык расхаживать с ножом в кармане, не имело никакого отношения к убийствам на складском комплексе (Сергей Леонидович скорее всего и не знал о таком складе), но какая-то неуловимая связь здесь все-таки присутствовала.

— Устали? — участливо спросила медсестра Зинаида Александровна.

— Не очень, — ответил Савелий, слегка досадуя на то, что его отвлекли от размышлений.

— А я страшно устала! — прочувствованно сказала медсестра. — Страшно! В такую жару при моей комплекции…

Дальше Савелий уже не слушал, уцепился за ключевое слово и додумал мысль до конца. Страх может жить в каждом из нас. Собственно говоря, у каждого человека есть какие-то страхи, всяк чего-то да боится. Сам Савелий боялся прожить жизнь в одиночестве, боялся тяжелых болезней, боялся лихачей на мотоциклах, не опасался, а именно — боялся. А у Сергея Леонидовича немного другие страхи — он носит нож для самообороны. Не так уж и глупо, как кажется на первый взгляд. Пистолет, конечно, посерьезнее, но он тяжелее, заметнее, шумнее и не всегда может помочь на очень близком расстоянии. А так — пырнул противника ножом и убежал.

«Я ужасно несчастен, ибо ужасно боюсь, — говорит Кириллов у Достоевского и добавляет: — Страх есть проклятие человека». [4] Ф. М. Достоевский, «Бесы» Да, проклятие, лучше и не скажешь.

И на складе у кого-то может быть Страх. Огромный, но тщательно скрываемый. Есть тайна, которую человек тщательно скрывает, но тем не менее кому-то из окружающих она становится известна. Скорее всего — совершенно случайно, больно уж разный статус у убитых. Сын совладельца, офисная труженица, водитель погрузчика — эти люди никогда не объединялись в рамках одной компании, одного круга. Склад — вот все, что их объединяет.

А ведь это не так уж и сложно — ограничить круг людей, с которыми преимущественно контактировали убитые… Нет, не пойдет. А вдруг они что-то заметили мимоходом? Тут никакого круга не ограничишь. Вот если бы можно было побывать на складе… Например, устроиться на работу грузчиком и… Мечтать не вредно, но грузчик из Савелия никакой, это раз, отпуск ему сейчас главный врач не даст, это два, и вообще главное можно понять и на расстоянии, оперируя теми данными, которые в состоянии предоставить и Виталик. Стоит догадаться, почему убийца поступает именно так, зачем он оставляет рецепты из старой кулинарной книги, стоит понять систему и ход его мыслей, как полдела можно считать сделанным. А начинать надо с того, что убийца чего-то боится.

В отношении психического здоровья убийцы у Савелия имелись определенные сомнения. Тот с равной вероятностью мог быть нездоров психически или здоров, «кулинарное» оформление убийств могло оказаться простой маскировкой, попыткой направить следствие по ложному пути. Однако убивал он не кого придется, а явно тех, кого хотел убить, тех, кто мешал или представлял какую-то опасность. Сын замдиректора и водитель погрузчика были убиты в относительно малолюдных местах, «удобных» с точки зрения убийцы. А вот убийство сотрудницы отдела персонала было сопряжено с огромным риском быть замеченным. Что это все-таки? Наглость? Вызов обществу? Запугивание? Или же просто необходимость срочно избавиться от Луковской, но за пределами склада убийце было бы сложнее это сделать. А почему сложнее?

— Голову сломать можно, — вырвалось у Савелия по пути от окна к столу.

— Это точно, доктор, — подхватила Зинаида Александровна. — С народом тяжело работать, с одними бумажками куда легче.

… — Какие пробки!.. И день сегодня магнитный!.. Чуча даже проводить меня не вылезла!.. Я так боялась опоздать, а тут еще из поликлиники позвонили!.. Одно к одному!

Серафима Семеновна. Пятьдесят семь лет. Профессор кафедры всеобщей истории гуманитарного университета. Жизненные интересы вращаются вокруг сына-дипломата, йоркширского терьера Чучи (полное имя Чиччолина Жюли Бьютифул Дрим — вот как!) и бронхиальной астмы. С помощью Савелия Серафима Семеновна пыталась избавиться от склонности к переживаниям, точнее — от привычки вгонять себя в стойкую депрессию воображением всяких ужасов. Хорошая пациентка Серафима Семеновна, «отзывчивая», контактная, проблем с ней никаких — одно удовольствие от работы. Уши, правда, слегка закладывает от такого удовольствия, но громогласие у Серафимы Семеновны профессиональное, лекторское, никуда его не денешь.