Юрий Рогоза - День рождения Буржуя - 2

- Ч-что увидеть? - доктор выпучил глаза и попытался нырнуть с головой под одеяло.

- Сразу видно, что вы интеллигентный человек, раз интересуетесь, дядька и внимания не обратил на то, что проявляющий интерес интеллигент старается спрятаться.

- Я, собственно... - Костя выглянул из под одеяла краешком глаза.

- Сергей Никифорович... - проговорил мирный человек.

- Нет, - возразил доктор, - Константин. Это я точно помню...

- Это я Петухов Сергей Никифорович, химик-изобретатель, представился дядька.

- Очень при... Скажите, а мы, случайно, не в дурдоме? поинтересовался Костя.

- И не случайно! - заверил его Петухов.

- То-то я смотрю... Уж больно знакомая обстановочка, - как-то даже приободрился доктор и высунул из-под одеяла всю голову целиком.

- Ага, значит тоже не в первый раз?

- Как вам сказать... - пустился было в объяснения Костя, но потом мудро решил не раскрывать истину до конца. - Вообще-то, далеко не в первый.

- Потому что мы не нужны им! - жестом пламенного трибуна Петухов потыкал зажатой в огромном кулаке тетрадкой куда-то в потолок. - Мы им мешаем жить в тупости и неведении! Кто сказал, что времена тюремной психиатрии миновали?! Почему тогда мы здесь?! А!? Я вас спрашиваю! - и он грозно воззрился на Костю.

- Кстати, почему? - чрезвычайно заинтересовался доктор. Действительно, хотелось бы узнать...

- А я вам отвечу! - с жаром продолжил свою речь Сергей Никифорович. - Они боятся всего значительного и неординарного! Вот посмотрите, - он потыкал заскорузлым пальцем в развернутую перед Костиным носом тетрадку. Посмотрите, это же элементарно! Просто, как все великое!

Костя заинтересовался. Вся тетрадка была по-детски исчеркана цветными фломастерами.

- Это, позвольте спросить, ваш трактат? - доктор внимательно посмотрел на Петухова.

- Трактат?! - оскорбился тот. - Да это революция!!! Это эпоха! Смотрите, да смотрите же сюда! Понимаете?

В Косте тут же проснулся психиатр. Он присел на кровати и принялся листать тетрадку.

- Пока не очень, - честно признался он. - Объясните, пожалуйста.

- Вот, видите? Это первая ступень превращения любого вещества в белок. Используя мою технологию, можно даже эту койку превратить в чистейший белок! И накормить все голодающее население планеты!

- Поразительно! - в голосе Кости уже звучали чисто врачебные интонации. Он показал пальцем на особенно небрежные каракули. - Мне вот этот узел не совсем понятен, если честно.

- Да тут у меня фломастер отобрали, падлы. Так пришлось спичку слюнить, - пояснил Петухов.

- Ну, это непорядок. Хотите мой совет? Сейчас фломастер есть?

- Есть. - Петухов с опаской огляделся и понизил голос: - Они у меня всюду попрятаны.

- Так вот и возьмите с чистой странички перепишите. Чтобы было красиво. Чтобы понятно всем. А то нехорошо получается: великое, можно сказать, изобретение, а вы - спички слюнявить. - Тут Костя забылся и очень строго спросил: - Кстати, а кто вам спички дал?

- Санитар, паскуда, выронил. И не заметил.

- Возмутительно. Никакой дисциплины, - совсем уж проникся ролью Константин.

- Чего? - с подозрением уставился на него Петухов.

- Я говорю - обязательно нужно сделать красиво, - опомнился доктор. - Лучше всего - прямо сейчас.

Мысль пришлась Петухову по душе. Он выудил откуда-то из под Костиного же матраца оранжевый фломастер и принялся увлеченно черкать в тетрадке.

- Работайте, работайте, не стану вам мешать, - поощрительно проговорил Костя, встал с кровати и направился к двери. Здесь он внимательно осмотрел замок, потрогал его пальцем и сказал сам себе: - Система стандартная. Хорошо. Теперь бы еще узнать, почему, собственно, я здесь.

Вера обеспокоенно прислушивалась к звукам, которые доносились из ванной. За шумом пущенной во весь напор воды едва различимы были какое-то уханье, бормотанье, шлепки и стоны.

- Слушай, Буржуй, может, заглянешь? - обратилась она к Владимиру. - Что-то слишком уж долго там они...

- Нормально, - Буржуй наливал себе очередную рюмку. - Толстый знает, что делает.

- Да он его бьет, по-моему... - тревожилась Вера.

- Значит, так и надо, раз бьет, - преспокойно заметил Буржуй и закусил текилу вареником.

- Ничего себе - так и надо! - возмутилась Вера, но, понимая, что ничего другого не остается, смирилась и, подперев ладонью щеку, стала ждать.

В ванной голый Пожарский стоял под ледяным душем и постанывал. Толстый растирал его жесткой мочалкой и шлепал широченной ладонью по спине, груди и бокам - делал массаж. Олег выглядел полностью пришедшим в себя, хоть и дрожал крупной дрожью. Он предпринял вялую попытку выбраться из-под душа. Толстый довольно бесцеремонно запихал его назад.

- Куда, Олежка! Еще не вечер, терпи.

- Мне... - Пожарский икнул. - ...холодно.

- Холодно, говоришь?

Толстый внимательно посмотрел другу в глаза, спокойно перешагнул через край ванны и, потеснив Пожарского, встал под струю прямо в костюме и модельных итальянских туфлях.

- Точно, не жарко, - удовлетворенно подытожил он, впечатления.

- Зачем? - поразился Олег.

- А чтоб тебе не одиноко было.

- Костюм же... - напомнил Пожарский.

- А, костюмчик, - согласился Толстый. - Это точно. - Он снял с себя мокрый пиджак, секунду повертел его в руках и одним движением разодрал пополам, а лоскуты швырнул на дно ванны.

- Толстый, не надо, - взмолился Пожарский. - Пожалуйста.

- Надо, Олежка, - Толстый схватил Пожарского за плечи и потряс, заглядывая ему прямо в глаза. - Есть такое дело - дружбой называется. Тебе холодно - и я померзну. Тебя бьют - а я подставлюсь. Ты обосрешься - я постираю. Извини, что излагаю грубо - не из графьев буду, - но очень надо, чтобы ты вспомнил кое-что. Как мне, калечному, помогал в сортир доползать! Как от шпаны не бегал! Как одним из нас был!

- Уйди из-под воды. Толстый, пожалуйста. Я сам. - Голос Пожарского изменился: исчезли нотки истеричной жалости к себе, появилась твердость.

- Дудки! - рассмеялся гигант. - Вдвоем - оно быстрей вспоминается. Я точно знаю.

На кухне дым стоял коромыслом. Борихин и Семен Аркадьевич пили кофе, курили, разговаривали. И, судя по тому, насколько сгустилась в помещении атмосфера, беседа тянулась уже довольно долго.

- Вот еще выдумали! - горячился старик. - Даже не думайте никуда переезжать!

- Помилуйте, Семен Аркадьевич, - убеждал его Борихин, - наниматель дает новую квартиру - что ж мы будем вас стеснять! И так вон уже...

- Эх, только ваша молодость... - При этих словах старика Борихин комично погладил себя по плешивой голове. - Да-да, только ваша молодость не позволяет вам понять: самое лучшее, что вы можете для меня сделать - это, как вы выразились, стеснять меня по любому поводу. Хуже одинокой старости - только старость одинокого мента. И когда Сережа... Когда он... - старик задохнулся от возмущения.