Светлана Алешина - Изящный стиль работы

«Опять же какая польза от разыгрывания легкого психоза, — отметила я про себя. — Начальство начинает о тебе заботиться… Может быть, даже зарплату повысит?»

Впрочем, перебарщивать не стоило. Поскольку, если уж у тебя полная шиза, могут и уволить.

— Нет, все в порядке, — постаралась я заверить его, глядя ему в глаза с предельной искренностью. — Не волнуйся. Просто я не выспалась.

— А-а… — протянул он. — Ладно, иди.

И он уткнулся в Лизин отчет — любопытно, что она там написала?

Судя по выражению Ларчиковых глаз, что-то ужасно интересное…

Лиза ждала меня с явным нетерпением.

Стоило мне открыть дверь, она подпрыгнула и уставилась на меня с немым вопросом.

— Все в порядке, — сказала я. — Вот…

И протянула ей листок с адресами наших подозреваемых.

— Вау! — счастливо выдохнула Лиза, прижимая листок к груди, будто я протянула ей любовное послание.

Фримен скучал, листая старенький журнал.

— Когда приступим? — спросила Лиза.

— Хоть сейчас…

— За-ме-ча-тель-но! Кстати, что там с матерью Ардасовой?

— Ардасова Елена Тимофеевна проживает на улице Тараканова, в доме номер пять, — скучным голосом проговорила я. — Как втереться к ней в доверие, я еще не придумала. Но подозреваю, что лучше Фримена это никто сделать не сможет…

— Почему? — обиделась Лиза, которая ужасно любила втираться в доверие. — У Фримена вид не стандартный… А, как я понимаю, наша Елена Тимофеевна отличается средней статистичностью, вряд ли ей понравится Фримен…

— А Фримен действует на женщин, как валерьянка на котов, — настаивала я. — Ну, если у него не получится, пойдешь втираться в доверие ты…

— Ладно, — вынуждена была согласиться Лиза. — Заодно Фримен сможет прощупать ее духовно!

— Нет уж, — испугалась я. — Давайте действовать старыми, дедовскими способами! Без этих ваших «духовных собачеств»!

— Боже! — воззвала к небесам Лиза. — Подумать только, как этот скучный тип Лариков умеет подчинять себе даже неординарные натуры! Во что ты превратилась, Данич! Мне страшно за тебя…

— Ну, ты с ним теснее контактируешь, поэтому опасайся лучше за себя, — ответила я. — Все, кончаем наше производственное совещание и по коням…

Конечно, Ларикову пришлось выслушать от нас святую ложь про несчастную Рамазанову, которая рисковала прожить день без нашего внимания, и мы вылетели на улицу, дабы начать осуществление нашего гениально-интриганского плана.

У нас получилось трое на трое. Фримен отправился к Ардасовой, Лизе достался Старцев, поскольку его дом располагался неподалеку от рамазановского, а Лиза собиралась все-таки краем глаза взглянуть на нашу подшефную.

— Он же отчеты требует, — меланхолично сообщила она мне, — значит, надо что-то насочинять… А сочинять просто так я не умею. Мне нужен какой-то толчок. Например, Рамазанова вышла из дома, приодевшись в яркое полосатое национальное платье… Значит, она направила стопы к дорогому ее сердцу человеку.

Я попыталась было робко возразить, что и я смогу что-то насочинять, поскольку Старцев жил поближе, а вот тащиться к Чеботареву мне совсем не хотелось — тот не нашел ничего лучше, как поселиться на Девятой линии. Более того, на этой идиотской линии селились только толстосумы, а они последнее время полюбили селиться в индивидуальных особняках, за высоченными заборами, так что наблюдать за Чеботаревым мне было в лом…

Лучше всех было, конечно, Фримену — Ардасова-старшая жила в нормальном доме, да и следить за ней было не нужно. Если, конечно, она не была сообщницей, но эта идея, согласитесь, из области фантастики…

Но как бы там ни было, а пришлось нам расстаться, как трем богатырям на перепутье.

Я влезла в трамвай, и очень скоро мимо окон вместо привычного моему взору городского пейзажа замелькали картины природы — леса, озера и виноградники… Впрочем, я преувеличиваю. Мелькали, как обычно, чахлые деревца, небольшие полуразвалившиеся домишки, потеснившиеся под наглым напором начинающейся череды особняков, и мусорные контейнеры, которые, по-моему, собирались стать главной приметой начала нового тысячелетия. Конечно, будь моя воля, я бы хоть раскрасила их в яркие цвета. Но воля была не моя, посему они были убоги и унылы, хотя и продолжали отвлекать мое внимание от текущих проблем.

Более того, непостижимым образом вид этих идиотских контейнеров рождал в душе моей странное состояние беспросветной тоски — все происходящее начало казаться глупым и бесцельным, а мы втроем теперь ассоциировались в моем воображении с этими пошлыми и бестолковыми мусорками. В принципе, зачем мы влезли в это дело? Восемь лет — и никаких следов… Короче, к тому моменту, как я подъехала к нужной мне остановке, я успела перейти на сторону здравомыслящего Ларчика и увериться в том, что все наши усилия обречены на провал.

Еще более грустно стало мне, когда я вылезла из трамвая и пошла вверх по улице, совершенно пустынной, печальной, где по одной стороне стояли заброшенные пионерские лагеря, а с другой стороны эти отвратительные особняки.

Наконец я добралась до каких-то ужасных красных ворот с железной черной дверью.

— Вылитое Воскресенское кладбище в миниатюре, — пробормотала я, рассматривая этот образчик чьего-то дурного вкуса.

Впрочем, скоро я поняла, чьего. Судя по номеру, это был тот самый особняк, какой я и искала. А странный «загробный» вкус, оказывается, был присущ не кому-то, а господину Чеботареву, за которым я собиралась следить.

Старцев брился.

Обычно эта процедура занимала у него много времени. Как и все, что могло доставить Старцеву удовольствие.

Из приемника лилась залихватская мелодия воровского шансона — по своей сути Старцев так и остался там, в восьмидесятых годах, под эти «трехаккордные» мелодии прошла его молодость. Старцев свою молодость очень любил, хотя…

Но он не будет вспоминать о неприятном. Они с Чеботаревым…

Кстати, о Чеботареве.

Он перестал бриться и рассмотрел свое отражение в зеркале.

— Кстати, о Че-бо-та-ре-ве, — пробормотал он, выдавливая неожиданно возникший на переносице юношеский прыщик. Почему-то наличие прыщика развеселило Старцева, напомнив ему опять же о молодости.

Так вот, о Чеботареве… Это было как прыщик из молодости — потому что, общаясь с ним, Старцев забывал о своем возрасте. Конечно, он предпочитал встречаться с ним тет-а-тет, без этой зануды Ирочки, но куда ж от нее деться? Иначе, черт возьми, придется обойтись без Юленьки, а без Юленьки Старцев обходиться не хотел.

— Юленька, Юленька, — пропел он и игриво подмигнул своему отражению.

Красотка Юленька, а если к Юленьке прибавить папу, вернее, папино положение, его денежки, его влияние в обществе, получится не просто Юленька, а целое сокровище…