Светлана Алешина - Недолго музыка играла (сборник)

Турусова сидела за своим столом, Кроль по-прежнему нежно любил свой компьютер, Гульков, Артемов и Воронова образовали кружок и о чем-то разговаривали. Судя по их улыбающимся лицам, разговор вряд ли был серьезным. Они еще не подозревали о том, что приготовил для них Калягин.

Лишь один человек в редакции был сумрачен — в углу сидел и читал газету Андрей Птичкин. Но, поскольку особо веселым его Лариса никогда не видела, она этому и не удивилась.

Калягин решительным шагом опять прошел на середину комнаты. Потом поднял руки вверх и громко обратился к сотрудникам:

— Господа, попрошу всех сесть и выслушать официальное сообщение. Внеочередное собрание редакции можно считать открытым. Елена Васильевна, ведите, пожалуйста, протокол…

Он повернулся к Турусовой. Та с готовностью взяла чистый листок бумаги и ручку.

— Поскольку наш партнер господин Трубецков явился сегодня в редакцию и сообщил мне об изменении своей финансовой политики, я вынужден принять ряд решений.

Калягин чуть склонил голову и посмотрел на притихших и посерьезневших сотрудников поверх очков. Взгляд его был оценивающим и настороженным.

— Итак, решение первое. Речь идет о выживании нашего издания. Поэтому… — Калягин остановился, словно собираясь с духом. — Часть средств, получаемых нами от американцев, мы передаем на внутренние нужды, связанные с покрытием расходов в типографии.

— То есть повышения зарплаты не будет? — тут же спросил Артемов.

— Николай, обо всем по порядку, — повысил голос Калягин. — Заработная плата останется на том же уровне. Придется пока отложить вопрос о включении в грант некоторых персон.

И он почти ласково, по-отечески посмотрел на Воронову и Артемова.

— А также о понижении ставок остальным сотрудникам, уже работающим по гранту. Я начну с себя и Александра Ивановича, здесь, к сожалению, отсутствующего. Изменения коснутся всех.

— Но прежде всего нас, корреспондентов, — никак не унимался Артемов, так и норовивший полезть поперек батьки в пекло.

— Коля, если ты будешь так эмоционально реагировать, тебе Илья и ту зарплату, которую ты имеешь, срежет, — грустно улыбнулась Воронова.

— Ну, режьте, режьте, — обреченно сказал Артемов и отошел в угол.

— Какой индекс понижения? — по-деловому спросил Гульков, решив не тратить время на бесполезную в этом случае эмоциональную реакцию.

Он являлся получателем гранта и вообще работал где-то еще, что позволяло ему достаточно спокойно относиться ко многим пертурбациям в газете.

Но Калягин проигнорировал вопрос литературного редактора и продолжал вещать о том, что было для него самым главным на данный момент.

— …И еще нам предстоит, вернее, мне… — Калягин снова вздохнул. — Мне предстоит назначить ответственного секретаря. И я думаю, что с этой ролью справится Елена Васильевна.

Главный редактор повернулся и сделал широкий жест своей длинной рукой в направлении Турусовой.

— Соответственно Елена Васильевна у нас входит в грант на основаниях, ранее предусмотренных для Галины. Естественно, после демарша, предпринятого Трубецковым, вознаграждение будет на тридцать процентов меньше.

Калягин произнес все это на одном дыхании, словно боясь, что его опять кто-нибудь прервет.

— Значит, тридцать процентов? — скептически пробормотал Гульков. — Ну, это еще ничего…

Он наморщил лоб, видимо, считая, какие убытки он понесет в связи с новыми обстоятельствами в газете.

Ларисино внимание, однако, было приковано к Светлане Вороновой. Та внезапно покраснела, потом побледнела, руки ее задрожали. Было видно, что происходящее очень сильно ее волнует.

— У кого есть вопросы? — тем временем задал вопрос Калягин.

— У меня, — вдруг поднял руку, как в школе, Птичкин. — А что с моей ставкой?

Калягин удивленно перевел взгляд на курьера, причем для этого ему пришлось повернуться почти на сто восемьдесят градусов.

— У тебя, Андрей, все остается как есть, — сказал он.

— А я думал, что мне зарплату повысят, — с несколько дебильной улыбкой произнес Птичкин.

Фраза была настолько не соответствующей обстановке, что улыбнулись даже обиженные Артемов и Воронова.

— Ну, уж если тебе повышать, то меня надо ее вообще лишить, — подал свой язвительный голос Кроль.

— И еще, — уже более спокойно сказал Калягин. — У нас на прошлой неделе был недобор по горячим новостям. Я хочу отметить неудовлетворительную работу некоторых корреспондентов. В основном это относится к Светлане.

Калягин жестко и почти с ненавистью посмотрел на Воронову. Лариса отметила этот взгляд, абсолютно несвойственный такому хладнокровному и неэмоциональному человеку, как Калягин.

— Поэтому я склонен объявить Светлане штраф в размере двадцати процентов зарплаты.

— Что? — вытаращила глаза Воронова. — Илья, да ты что?!

Вместо ответа Калягин указал длинным пальцем на стену, где висела распечатка последнего приказа по газете.

— Я лично ничего не выдумываю, и это не моя прихоть и не самодурство, — жестко сказал он. — В таких условиях, в которых мы оказались, необходимы жесткие меры, и они будут приниматься!

В знак полной серьезности того, что он сказал, Калягин опустил палец вниз, как это делали на гладиаторских боях, показывая, что поверженный достоин смерти. — Илья, у меня не было информаций, потому что вы меня сами никуда не посылали. К тому же вспомни — на прошлой неделе умерла Галина. Мы все находились в состоянии шока.

— Это относится ко всем, — невозмутимо парировал Калягин. — Николай тоже чувствовал себя не очень хорошо, но тем не менее у него все в порядке.

— Илья Валентинович, — вступил в разговор Артемов. — Дело в том, что у меня действительно было много мероприятий, а у Светланы — нет. Откуда она могла взять эти новости?

— А я так понимаю, что меня хотят просто отсюда выжить, — с дрожью в голосе сказала Светлана.

— Никто тебя выжить не хочет, — возразил Калягин. — Это проблема твоего восприятия.

— А иначе как все это объяснить? И насчет гранта, кстати, тоже, Илья, это нечестно — когда все руководство забрало его себе. — Воронова готова была заплакать, и Гульков, подойдя к ней сзади, взял ее за руку, чтобы хоть как-то успокоить.

Воронова, однако, вырвала руку и метнула быстрый взгляд на тумбочку, где стояли чашки и лежал нож. Ее порывистое движение в сторону тумбочки уловила Лариса. Вороновой не удалось добраться до ножа — рука ее была перехвачена Котовой. А потом с помощью Гулькова Светлана была обездвижена, и ее, рыдающую и бьющуюся в истерике, усадили на дальний стул. Там к ней подошли Гульков и Турусова и принялись ее успокаивать.

— Так, я чувствую, что, исходя из столь драматических событий, нам придется временно прервать наше собрание, — тяжело вздохнув, сказал Калягин.