Светлана Алешина - Недолго музыка играла (сборник)

— Мы должны будем все это изучить, — сказал он Калягину.

И в этот момент в редакции появились новые лица — в комнату вошел губернский министр печати и информации Никитин с охраной. Он был настроен очень по-деловому: быстрым взглядом осмотрел помещение и едва заметно кивнул Ларисе. Потом подошел к группе людей, которую составляли Калягин, Маточкин и майор Каверзнев.

— У нас есть все основания для беседы в узком кругу, — бросил он Каверзневу. — Я думаю, что Александр Иванович и Илья Валентинович смогут уделить мне полчаса своего времени.

Калягин и Маточкин пожали плечами и почти одновременно указали Никитину на маленькую комнатку, примыкавшую к основному помещению редакции, в которой и происходили все конфиденциальные разговоры.

Школьников, который вроде бы тоже решил поучаствовать в разговоре, был решительно оттеснен охраной, в сопровождении которой в редакцию явился Никитин.

Спустя минуту Маточкин, Калягин и Никитин скрылись в маленькой комнате. Оставшиеся в большой комнате налоговые полицейские, Школьников со товарищи и сотрудники редакции пребывали в недоумении.

Разговор продолжался около получаса. После него губернский министр печати достаточно быстро ретировался из редакции. Перед этим, однако, он отозвал к себе майора Каверзнева и что-то сказал ему вполголоса. Потом они вышли в коридор, причем Никитин держал в руках наготове сотовый телефон. Было очевидно, что он собирался с кем-то связаться.

Каверзнев вернулся в редакцию довольно скоро и сделал знак своим подчиненным покинуть помещение. Налоговики подчинились мгновенно, и через несколько секунд их как ветром сдуло. Что же касается Школьникова и сопровождавших его лиц, то их попросил из редакции Маточкин.

Школьников, поняв, что дело разворачивается не совсем так, как он ожидал, нахмурился и с кислым видом, метнув напоследок тяжелый взгляд сначала в сторону Калягина, потом Маточкина, удалился.

Калягин после разговора вернулся на свое место и, как всегда, флегматично уткнулся в экран. Однако спустя минуту он встал, вышел на середину комнаты и, скрестив руки на груди, громко произнес: — У меня для вас важное сообщение, господа.

— У нас все подряд в последнее время важное, — пробурчал под нос Кроль.

— Так вот, — не обращая внимания на его реплику, продолжил Калягин. — Главным редактором нашей газеты с сегодняшнего дня становится Александр Иванович Маточкин.

Интонация Калягина была помпезной и в то же время сухо-официальной.

— Я принимаю решение передать управление делами нашего издания в руки человека, которого все мы давно знаем и который зарекомендовал себя с самой лучшей стороны. Это решение продиктовано возникшей в редакции ситуацией и не означает кардинальной смены направления нашей газеты. — Калягин вздохнул.

Было непонятно, является ли это вздохом облегчения или разочарования. Взгляды всех присутствующих тем временем устремились на Маточкина, который деланно-равнодушно смотрел в сторону, сидя за своим столом.

— Ты принял это решение, Илья, после разговора с Никитиным? — чуть насмешливо спросил Гульков.

— Илья, это очень судьбоносное решение, — вставила слово Елена.

Калягин, решив не отвечать на вопросы и замечания коллег, продолжил:

— Я же отправляюсь в Москву… Меня давно зовут политологом в аналитический центр при Госдуме, я все время откладывал это решение, и вот наконец наступил такой момент.

Еще раз вздохнув, он заявил:

— Я думаю, что «Правое дело» под руководством Александра Ивановича продолжит свои традиции. У меня все…

В редакции воцарилась тишина, которая, впрочем, скоро сменилась бурным обсуждением ситуации. Но это обсуждение носило скорее характер разговоров сотрудников между собой. Гульков вместе с Артемовым удалились в коридор, Кроль и Турусова тоже о чем-то шептались.

Новоиспеченный редактор Маточкин сидел в углу и листал какие-то свои бумаги. Калягин уперся взглядом в экран. Лариса сидела за своим столом и обдумывала сложившуюся ситуацию.

Курьер Птичкин, который с утра был хмур, вдруг воспрял духом, подошел к Маточкину и с ходу попросил прибавить ему жалованье. У Ларисы возникла аллегория: «Птичка расправляет крылья». Вообще курьер с крайней степенью удовлетворения воспринял назначение Маточкина и ходил по редакции гоголем.

Александр Иванович удивленно посмотрел на Андрея и сказал:

— Этот вопрос так быстро не решается, Андрей Юрьевич. Вы что, издеваетесь, что ли? — и на его лице проявилась скрытая усмешка.

— Но я уже очень давно просил повышения, — попробовал возразить Птичкин.

— Рассмотрим, — равнодушно бросил Маточкин и снова уткнулся в бумаги. — В плановом порядке.

Эта фраза была произнесена с такой интонацией, что надо было понимать: в плановом порядке — значит «никогда».

Птичкин нахохлился и вдруг закашлял. Выглядел он при этом весьма комично — лицо человека, который рассчитывал на лучшую долю и только что получил отлуп, вдруг налилось краской, его щеки раздувались, вибрируя в такт кашлю. Похоже, у Птичкина это было нечто психосоматическое.

— Выпей лекарство, — раздраженно бросила ему Турусова и вынула из сумочки таблетки.

— Спасибо, — сквозь кашель сказал курьер, взял таблетки и вышел в коридор.

Лариса подошла к Калягину и положила ему руку на плечо.

— Илья Валентинович, а как быть в этой ситуации со мной?

Калягин несколько секунд молчал, поглощенный чтением какого-то очередного письма, пришедшего ему по электронной почте, потом словно очнулся от спячки и уставился на нее напряженным взглядом из-под очков.

— С вами? — переспросил он и поднял глаза к потолку. — Вы знаете, это лучше обсудить с Александром Ивановичем. Потому что я уже не являюсь редактором и, видимо, сегодня же уезжаю в Москву на несколько дней, чтобы решить организационные вопросы, связанные с переменой места жительства и работы. У меня просто не будет времени заниматься другими делами. Так что…

И Калягин прямой длинной рукой сделал выразительный жест в направлении Маточкина, а потом церемонно склонил голову в знак того, что все ритуальные формальности он выполнил. Лариса пожала плечами и отошла.

Ей стало казаться, что в связи с последними событиями: вмешательством властей и переменой власти в редакции — руководству газеты стало абсолютно безразлично то, ради чего она, Лариса, и появилась в газете. А именно — разгадка тайны убийства Галины Пономаревой.

Быть может, только Кроль, учитывая его личные отношения с покойной, действительно был заинтересован в раскрытии этой тайны.

— Ну, и что ты, милая, нос повесила? — насмешливо спросил Котов, входя рано утром на кухню.