Светлана Алешина - Недолго музыка играла (сборник)

— Короче, это… — попытался быть крутым Птичкин. — Ну, в общем, я тебя сдам, потому что ты сука.

Гульков с сочувствием посмотрел на курьера.

— Ладно, завтра займусь устройством твоей личной жизни.

— Да хватит тебе уже! — замахнулся Кроль на литературного редактора. — Запарил своими неуместными шутками!

— Можно подумать, что твои насчет кутьи были очень уместны, — мстительно припомнил ему Гульков.

— Лена, рассказывайте свою историю, у нас очень мало времени, — предложила Лариса железным тоном.

В комнате воцарилось молчание. Елена испуганно смотрела на присутствующих, переводя взгляд с одного на другого, и особое внимание уделила Пономареву. Он, однако, поспешил отвести от нее взгляд. Все ждали, когда же Елена начнет говорить.

Турусова, посопротивлявшись где-то с полчаса, в конце концов под давлением разгневанных взглядов сначала Птичкина, а потом и Пономарева попросила Ларису уделить ей время для беседы тет-а-тет. Пономарев, с интересом выслушав всех, решил не обострять ситуацию и, руководствуясь в первую очередь конъюнктурными соображениями, заявил, что не хочет больше иметь ничего общего с этой «змеюкой», оделся и сел в углу как паинька.

Лариса попросила всех переместиться в комнату Вороновой и приготовилась выслушивать «женскую историю» Елены Турусовой.

— Галка была, если честно, невыносима. Редко встретишь человека с таким ужасным характером. Но это, в общем-то, и понятно — семейная жизнь не сложилась, ребенка не было, возраст уже критический. Меня возненавидела за то, что я пользовалась большим успехом у мужиков, чем она. И вообще старалась всегда показать, что она круче меня в несколько десятков раз. Комплекс какой-то…

— А ваши действия — разве не комплекс?

— Наверное, вы правы, — вздохнула Турусова, прикуривая очередную сигарету.

Она курила практически одну за другой.

— Но импульсом послужило желание Пономаревой принять на работу свою протеже, Валерию…

— Мою племянницу, — уточнила Лариса.

— Так вот, Галина старалась сделать все, чтобы не допустить меня к деньгам, которые мы должны были получить от американцев. И это, кстати, мало кто замечал, в том числе и Илья, занятый своими любимыми политическими играми. Маточкин понимал, но молчал. Короче, эмоции возобладали… Кстати, когда она умерла, я пожалела о том, что сделала. Но было уже поздно, и нужно было принимать решение. Поэтому, учитывая истерию вокруг политической версии, я и решила использовать Птичкина в своих целях, натравив его на Маточкина. А потом, когда Илья назначил меня ответсеком и началась грызня внутри коллектива, я и вовсе успокоилась. На меня вообще никто не подумал почему-то… Я-то, откровенно говоря, испугалась того, что совершила.

— Однако вы умело скрывали свои чувства, — вынуждена была признать Лариса. — А когда вы приняли свое роковое решение?

— Накануне юбилея Галина с восторгом заявила, что нашла великолепную кандидатуру на должность своего зама, которая согласно штатному расписанию могла претендовать на получение гранта. Илья еще тогда удивился, сказал, что ведь у нас есть Лена. А Галка ответила, что у Ленки есть более интересная корреспондентская работа. Которая, правда, не дает права на получение гранта. Ко всему прочему этот Серега…

Турусова вздохнула.

— Я даже не совсем понимаю, чем меня привлекает этот несерьезный человек. Но он может увлечь — это я вам уже говорила. Так вот, он сказал мне, что его крайне не устраивает материальное положение и он хочет смыться в Москву. В общем…

Турусова закрыла лицо руками и заплакала.

Лариса продолжала сидеть на своем месте, давая Елене спокойно выплакаться. А та бурно выплескивала эмоциии, осознавая наконец-то до конца все, что произошло…

— А где вы достали яд? — спросила Лариса, когда истерика немного поутихла.

— У одних моих знакомых. Только они здесь ни при чем, — поспешила добавить она. — Я у них постоянно брала информацию, в областном институте здравоохранения. Я ходила туда неоднократно и видела у них пузырьки с ядами. Прочитала специальную литературу: мне это было несложно, потому что моя мама — химик. — Елена тяжело вздохнула. — А этот яд убивает не сразу, а спустя некоторое время после приема. И вот я в одно из своих посещений улучила момент, когда хозяйка кабинета вышла и оставила меня одну, перелила некоторое количество яда в заранее приготовленную мной склянку, которую взяла с собой. Ну, а потом… Что было потом — вы знаете. Случай использовать яд представился довольно скоро…

Илья Калягин уезжал в Москву, устремленный в будущее. Он всегда был именно таким: не думал о прошлом и имел перед собой какую-либо цель. Так было легче жить, не комплексуя, что все хорошее осталось позади.

Собственно, и оснований для этого у Калягина не было. После почти десятилетнего пребывания на посту главного редактора газеты «Правое дело» он перемещался на должность политолога одной из крупнейших политико-аналитических служб страны. Все шло как надо. И неважно, что пусковым импульсом для такого перемещения стал кризис в возглавляемой им газете.

Период жизни в Тарасове закончился. Впереди были новые горизонты. Потом появятся следующие. И нет смысла думать о том, что ты оставляешь позади. Видимо, так рассуждают все люди, для которых собственное «я» в окружающем социуме превыше всего: семейного очага, традиции и быта. Так рассуждают почти все политики — даже если тебе семьдесят, нет оснований считать, что все лучшее уже позади.

А Калягину было всего-то тридцать семь. И случай со смертью его старой подруги Галины Пономаревой уже стал всего лишь эпизодом в прошлом. Досадной помаркой в ностальгическом повествовании о жизни Ильи Валентиновича в провинциальном Тарасове, если, конечно, таковое выйдет из-под его пера на склоне лет.

Перед отъездом он получил приглашение от Ларисы Котовой посетить напоследок ее ресторан и принял его. Там же присутствовали муж Ларисы Евгений, его племянница Валерия, так неудачно пытавшаяся устроиться на работу в газету «Правое дело», Дмитрий Гульков и Светлана Воронова.

В меню вечера были мексиканские паровые пирожки, большой мясной рулет, рис с бананами и крем из манго.

— Нет, не люблю я Латинскую Америку, — сказал Гульков, уплетая, тем не менее, рулет. — Всегда болею против Бразилии, когда смотрю футбол. И музыку в стиле латинос я не люблю.

— Кухня, Дима, кухня! — поднял вверх палец Калягин. — Это важно!

— Дмитрий Евгеньевич умудряется одновременно получать удовольствие от пищи и бросать критические стрелы в адрес тех людей, которые эту пищу придумали, — хохотнула Светлана.

— Таков парадокс, — развел руками Гульков. — Хотя Илья прав — кухня действительно замечательная.