Светлана Алешина - Грех на душу

— Вы имеете в виду за Максом? — спросила Регина. — С ним постоянно происходят какие-то странности. Например, на днях он вдруг постригся и побрился. Вы бы его сейчас не узнали. Между прочим, я считаю, что он сделал это напрасно. Тот его диковатый анархистский стиль как нельзя лучше соответствовал его имиджу. Сейчас он стал похож на морского пехотинца, уволенного из рядов за пьянство…

Я попыталась мысленно представить себе Бертольдова без шевелюры и всклоченной бороды, но мне действительно это плохо удавалось. Наверное, сейчас я прошла бы мимо него, не обратив внимания. И наверняка не одна я.

— Слушайте, — поинтересовалась я. — А кроме прически? Может быть, он был озабочен чем-то, нервничал?

— А он всегда нервничает, — спокойно пояснила Регина. — Он хладнокровен только когда лезет куда-нибудь на стену или пьет водку. В жизни он постоянно дергается и орет — а потом просит прощения. — Она вздохнула. — В общем-то, я его понимаю. Он живет на износ. В его крови переизбыток адреналина. Своего рода наркомания, а наркоманы все как один психопаты.

— Наркоманы зачастую становятся преступниками, — задумчиво проговорила я. — А Бертольдов, как вы думаете, мог бы совершить преступление?

— Что за странная мысль? — засмеялась Регина. — Хотя, впрочем, вы же, кажется, специалист по криминалу?.. Знаете, что я думаю? Когда подопрет, любой из нас способен совершить преступление! Хоть вы, хоть я… Просто не складывается как-то… — Она опять засмеялась. — Макс тоже не исключение. Может быть, у него даже на это побольше причин, чем у нас с вами. Но специально — вряд ли. Для этого он слишком добр. Вы не поверите, но в глубине души это настоящий теленок. Своими подвигами Макс просто вытесняет чудовищный комплекс неполноценности, заложенный в нем с детства.

— Вам, конечно, лучше судить, — сказала я. — Хотя мне тоже кажется, что в профессиональные преступники Бертольдов не годится. Ну а если бы его попросили? Если бы всю черновую работу сделали за него? Спланировали все, рассчитали…

Регина посмотрела на меня большими проницательными глазами и сказала:

— Странный у нас с вами разговор получается… Макс натворил что-нибудь? Но почему тогда не милиция им занимается, а вы? И вроде бы вначале вас занимала только семья Каваловых… Может, вы мне растолкуете, что к чему? А то уже начинаю беспокоиться.

— А я и сама ничего не знаю! — призналась я. — Честно говоря, эта мысль только сейчас пришла мне в голову. Когда вы сообщили о внезапном отъезде Макса в Москву. Должно быть, сработала профессиональная привычка — это вы верно подметили!

— Но, значит, преступление было! — проницательно заметила Регина. — С какой стати вы вдруг об этом заговорили?

— Да все очень просто, — ответила я. — В голове у меня выстроилась цепочка: Каваловы, Макс, вы… А преступление действительно было. Разве вы не слышали?

— Нет, — удивленно сказала Регина. — Я не читаю криминальных новостей. А что случилось?

— Помните, восьмого марта все ждали брата Эдиты Станиславовны — Адама? Так вот, вчера ночью его убили в собственной квартире.

Сигарета выпала у Регины из пальцев.

— Да вы что! — ахнула она, подаваясь вперед. — Убили? И вы думаете?.. — Она прижала ладони к вискам. — Ну да! Конечно, вы подумали! Ночью происходит убийство, а утром Макс вдруг уезжает! Боже мой, какой ужас!

— Подождите, не торопитесь! — сказала я. — Ничего такого я не думала, я вообще подозревала другого человека. Просто его кандидатура отпала, и мне пришлось продолжить поиск. А тут вдруг и выяснилось…

— Ах, не надо меня обманывать! — воскликнула Регина. — Я теперь все равно не успокоюсь, пока не узнаю правду. Я сегодня же вечером позвоню в Москву!

— Вы знаете, где остановится в Москве Бертольдов? — удивилась я.

— У него там куча знакомых, — пояснила Регина. — Я обзвоню все известные мне телефоны. Все равно я разыщу его и потребую объяснений!

— Вы ставите меня в неловкое положение, — заметила я. — В конце концов, я ничего не утверждала! Я просто задавала вам вопросы…

— Вот и я задам пару вопросов! — упрямо сказала Регина. — Вы можете не волноваться — на вас я ссылаться не стану. Просто спрошу, слышал ли он, что брата Каваловой убили. Если Макс к этому причастен, он «поплывет», вот увидите!

— Мне это не нравится, — заявила я. — Хотя, впрочем… Поступайте, как считаете нужным! Все равно мне надо продолжать расследование. А ваша помощь мне очень помогла.

В голове Регины прозвучало искреннее недоумение.

— А почему, собственно, вам нужно продолжить расследование? — спросила она. — Больше некому?

— Ну что вы! Этим делом занимаются компетентные органы, — сказала я. — Просто, я боюсь, на этот раз они могут ошибиться.

— Логично, — с печальной иронией согласилась Регина. — Только вы уж тогда сами не ошибитесь, ладно?

— Постараюсь, — пообещала я и попросила: — У вас случайно нет хорошей фотографии Макса? Потом я ее вам верну.

Регина молча ушла в комнату и вернулась с пачкой фотографий.

— Ради бога, выбирайте! — сказала она, бросая их на пол. — И можете не возвращать. Этого добра у меня достаточно. Макс обожает запечатлеваться.

Я выбрала портрет, на котором Бертольдов был снят крупным планом. Его бородатое мужественное лицо, обрамленное кудлатой шевелюрой, выглядело на этой фотографии очень естественно.

Потом я распрощалась с Региной и помчалась обратно в редакцию — мне хотелось, чтобы Виктор побыстрее переснял этот портрет, с помощью ретуши убрав с фотографии весь волосяной покров. Нужно было успеть сделать это до прихода московского поезда. Нашему фотографу было это по силам.

Я прекрасно отдавала себе отчет в том, что наша с Виктором таинственная суета не могла укрыться от глаз остальных сотрудников. Они прекрасно все заметили и наверняка были смертельно обижены. В наших отношениях появилось ощутимое напряжение, которое я воспринимала как упрек нам обоим. Беспокоит ли это Виктора, понять было трудно, а я мучилась ужасно.

Но колесо уже завертелось вовсю, и мне даже некогда было выстроить оправдательную речь. Едва Виктор успел изготовить портрет Бертольдова с бритым лицом и снимок просох, я схватила его и помчалась на вокзал.

К счастью, я успела. Поезд уже пришел. Пустой состав еще стоял у перрона. Я с ходу ломанулась в четвертый вагон и сразу наткнулась на проводницу — усталую женщину лет тридцати пяти в форменной пилотке.

— Куда вы? — недовольно повысила она голос. — Тут никого нет. Все пассажиры уже разошлись!

— Мне не нужны пассажиры! — торопливо сказала я. — Мне нужны вы.

Она удивленно подняла брови.

— Вы хорошо помните, кто уезжал в Москву двадцать пятого марта? — спросила я. — Имеются в виду пассажиры вашего вагона, конечно.