Светлана Алешина - Когда зацветет папоротник

Я открыла глаза и ничего не увидела, кроме ярких огненных пятен, проплывающих передо мной в полной темноте. Сергей Иванович, стоя или сидя где-то рядом со мной, тряс меня за руку и повторял:

— Проснись, Оля! Нельзя же так кричать! Оля! Замолчи, я тебя прошу!

Тут только до меня дошло, что продолжаю кричать, и я закрыла рот. Наступила тишина, потом послышалось сопение Сергея Ивановича и его голос.

— Где же мой фонарь? — бормотал он. — Рома! Проснись! Ты мой фонарь не видел? Рома!

Я нашарила рукой свой фонарик, лежащий у меня под боком, и, включив его, посветила на Сергея Ивановича. Он вздохнул и перестал бормотать.

— Не слепи меня, — сказал он. — Я думаю, пора вставать, раз уж мы с тобой проснулись. Пора Ромку разбудить и отправляться дальше…

Он покрутил головой и добавил:

— Ну, милочка, тебе и сны снятся! Слышала бы ты, как ты кричала. Просто ужас какой-то! Словно тебя мертвецы в могилу тянули.

Я вздрогнула.

— Угадали, Сергей Иванович! — сказала я севшим от крика голосом. — Именно — мертвецы, вернее — один мертвец. Но теперь мне очень не хочется идти в этот самый центральный зал, который обозначен на плане. Именно там в моем сне этот мертвец меня и ждал. — Ну, это все ерунда! — уверенно заявил Сергей Иванович. — Всего лишь непереработанные сознанием дневные ассоциации. Слишком много мы вчера о мертвецах говорили… Но пора идти, хватит сны обсуждать! Ромка! А ну-ка вставай, лежебока!

Я уже тоже стала сердиться на Ромку. Сколько можно спать, в самом деле. Я подняла фонарь и осветила им всю нашу нишу.

Фонарь выпал у меня из руки.

Ромки с нами не было.

Кряжимский поднял фонарь, который я уронила, посветил им в оба конца коридора и, повернувшись ко мне, спросил недоуменно:

— Где он?

— Рома! — крикнула я.

Сергей Иванович послушал, как мой голос глухо ткнулся в стены коридора, и тоже крикнул:

— Роман!

Ответом на наши крики была полная тишина. Только упали в лужу две сорвавшиеся с потолка капли где-то совсем рядом с нами.

— Только без паники! — строго сказал Кряжимский, с испугом глядя на меня, видно, я здорово его перепугала своим криком во сне. — Ему отсюда некуда было деться. Или вперед, или назад. Если он пошел назад, хотя и не понимаю, зачем это ему делать, то он должен был идти по нашим меткам и вряд ли сбился с пути. Если он пошел вперед… Послушай, а где картина?

— У него, — ответила я совершенно спокойно, не люблю истерику и панику, вместо них нужно принимать продуманные и взвешенные решения. — Посмотрите, что еще он взял с собой? Фонарик, например, у него есть?

— Фонарик он взял мой, насколько я понимаю, так как найти его я не могу, — проворчал Кряжимский. — Ну, точно, а вот и его фонарь, у него сели батареи, а запасные в сумке, на которой я спал. Если бы он за ними полез, то разбудил бы меня. Поэтому взял мой фонарь.

Я посмотрела на камни перед нишей, где мы оставили свечи. Вместо трех оплывших огарков на камне остался лишь один. Два взял с собой Ромка. А третий, наверное, затушил, когда уходил.

Это натолкнуло меня на мысль.

— Он пошел вперед, — сказала я уверенно. — И нам нужно немедленно идти за ним. Он должен был оставлять знаки на стенах.

Я подхватила сумку, посветила фонарем вперед и, точно, — увидела на одной из стен пятно копоти и стрелу, криво нарисованную испачканным в копоти пальцем. У меня несколько отлегло от сердца, но я здорово разозлилась на Ромкину самодеятельность.

— Ну, он у меня получит! — не сдержалась я. — Герой! Не терпелось ему! Я ему все уши оборву! Дайте только до него добраться.

Кряжимский сопел у меня за спиной и помалкивал. Но я чувствовала, что он не особенно беспокоится за Ромку. Будь он помоложе, он и сам отправился бы в одиночку обследовать пещеру. На разведку, так сказать! Это все его влияние.

— И не защищайте его! — набросилась я на Сергея Ивановича. — Тоже мне — старый романтик! Вы в мальчишество впали с этим своим кладом.

— Помилуй, Оленька! — возмущался сзади Кряжимский. — Мне-то за что? Я сам его ремнем отстегаю, как только мы его найдем.

— Помалкивайте лучше! — огрызнулась я. — Воспитатель нашелся! Наставник юных кладоискателей! А то вам же первому сейчас и достанется.

Переругиваясь, мы шли от одной Ромкиной отметины до другой, и продвигались очень быстро по сравнению со вчерашним темпом — не нужно было отыскивать дорогу по плану. Да и вообще мы торопились, стараясь побыстрее добраться до Ромки.

Мы шли не больше получаса, как я заметила, что стены галереи начали расширяться. Впереди угадывалось большое открытое пространство. Мы с Кряжимским, не сговариваясь, прибавили шагу.

Наконец стены окончательно разошлись в стороны, и мы очутились в огромной, как нам показалось, пещере. Впрочем, возможно, огромной она казалась нам после замкнутого пространства узких и тесных коридоров, но впечатление, которое она на нас произвела, было ошеломляющим. Свет фонарей едва достигал потолка этого зала. Стены были сложены из того же известняка, местами с пятнами породы, состоящей из ракушек.

В центре зала было небольшое озеро, в которое вливался тоненький ручеек, вытекающий из одного из многочисленных ходов, видневшихся на разной высоте в стенах зала.

Ромки в зале не было.

Это встревожило меня уже не на шутку. Если его нет здесь, значит, он пошел куда-то дальше, но куда? У нас нет никаких указаний, чтобы узнать его маршрут.

Стоит, впрочем, осмотреть стены пещеры около входов в коридоры, может быть, у одного из них Ромка оставил для нас какой-нибудь знак?

— Оля, — Сергей Иванович тронул меня за руку. — Ты только не волнуйся. Мое сердце упало. Я сразу же поняла, откуда у него взялась эта неожиданная забота обо мне.

Я бросилась к озеру. Еще не добежав до него шагов десять, я явно различила в мечущемся свете моего фонаря вихрастую Ромкину голову.

Он лежал на берегу лицом вниз.

Я упала на колени рядом с ним и осторожно перевернула его на спину.

Ромка застонал и открыл глаза.

— Жив! — закричала я. — Он жив, Сергей Иванович! Он на меня смотрит! Идите скорее сюда, зачерпните воды из озера.

Я осмотрела Ромкину голову, на которой виднелись следы запекшейся крови, и нашла глубокую царапину на затылке. Кровь уже засохла, и Ромкины вихры слиплись в безобразный кровяной комок.

Сергей Иванович принес воды во фляжке из-под своего коньяка, который он давно уже выпил, и я осторожно промыла рану и залепила ее пластырем. Ромка стонал, смотрел на меня вполне осмысленно, хлопал глазами, но не говорил ни слова.

— Рома! Роман! — допытывалась я. — Что с тобой случилось? Ты упал и ударился головой, да? Скажи — что с тобой случилось?!

Ромка смотрел на меня, словно не понимая, что я говорю. Потом он с трудом поднял руку и потрогал свое правое ухо, потом левое. Я помогла ему сесть. Дала выпить воды из своей фляжки.