Чарльз Тодд - Признание

— А у вас здесь в самом деле много рыбы?

— Я послал его в паб. Ему сказали, что во время войны всю рыбу распугали; здесь и цеппелины, и самолеты на аэродроме, и береговая охрана, которая минировала устье.

— По-моему, Фарнэм только выгадает, если не станет отгораживаться от остальной страны. Конечно, кое-что переменится, но перемены неизбежны.

— Вот как раз перемен-то нам и не нужно, — придушенным голосом ответил хозяин «Стрекозы». — Как мы будем жить, если Фарнэм заполонят чужаки и не останется ни одного места, которое мы сможем назвать своим? В войну мы такого навидались, что за всю жизнь не забудем. Все совали нос в нашу жизнь, принимали нас за дураков, которые не отличают черного от белого, обманывали везде, где только могли, и смеялись над нами за нашими спинами. Уж я-то на них насмотрелся! Считали себя выше нас. Шумные, нахальные — и ни за что не соглашались с отказом, если чего-то хотели. — Он все больше распалялся. — Четыре года, что они тут пробыли, мы не знали покоя. Если бы не война, мы бы выгнали их в первые же полгода. Не только я один уходил на войну и гадал, будет ли моя жена по-прежнему моей, когда я вернусь, и не сгорит ли гостиница дотла после одной из их шумных попоек. Да, береговая охрана и летчики устроили нам настоящий ад! — Он повернулся и вышел из столовой, оставив Ратлиджа за столом.

Он встал и тоже вышел, но хозяина нигде не оказалось. Пройдя через приемную, он вышел к машине.

Фарнэм был не единственной деревней, которую разрушила и опустошила война. Но люди, несколько сот лет жившие более-менее обособленно, восприняли ее как суровую реальность, от которой не спасешься. А для некоторых вернуться в прошлое было уже невозможно.

Как Фарнэм ни упирался, его судьба была предрешена. Скоро сюда приедут другие Фредерики Маршалы, и в конце концов деревням на реках вроде Блэкуотера, Крауча и Хокинга придется подчиниться. Благодаря автомобилям они очутились так близко к Лондону, что долго им в изоляции не протянуть.

Ратлидж спустился к воде и стал смотреть на море. День был погожий и уже теплее обычного. Вдали дымил пароход; густой серый дым расплывался в линию над чайкой, почти невидимой отсюда.

У него за спиной вдруг послышался знакомый голос. Обернувшись, Ратлидж увидел Санди Барбера. Он не слышал, как хозяин «Гребной шлюпки» спустился к кромке воды. Шелест волн перекрыл звук его шагов.

— Что приводит вас в нашу добрую деревню снова и снова? — спросил Барбер.

— Похороны Неда Уиллета, — ответил Ратлидж, стараясь, чтобы голос его звучал беззаботно. — Когда они состоятся?

— Были вчера. Вы опоздали, — не без злорадства ответил трактирщик.

— Очень жаль.

— Кому как. — Барбер нагнулся и подобрал что-то с песка. Это оказался плоский камешек, и он пустил его по поверхности воды. — Неплохо… Семь раз отскочил! — продолжал Барбер. Потом он снова повернулся к Ратлиджу: — Значит, теперь скоро уедете?

Теперь его здесь ничто не держало. Если не считать поисков Рассела. И все же нетерпение Барбера пробудило в нем подозрение.

Ратлидж решил рискнуть:

— Что, опять собираетесь сплавать во Францию? До полнолуния?

На лице Барбера отразились ужас и гнев. Потом они сменились настороженностью.

— Понятия не имею, о чем вы говорите!

Ратлидж подобрал камешек, лежащий у самых его ног, и тоже пустил «блинчик». Камешек отскочил от воды десять раз.

— Я, конечно, только предполагаю…

Взвешивая его слова, Барбер сначала посмотрел Ратлиджу в глаза, потом перевел взгляд вдаль, на море — как недавно Ратлидж. Но Ратлидж успел прочесть в его глазах сомнение.

Ратлидж решил, что слишком давит, и поспешил добавить:

— Меня интересует только Бен Уиллет и то, что с ним случилось. Я ведь вам говорил. Помогите мне, и я сразу уеду.

— Я не знаю, кто его убил.

— Я тоже. Вполне возможно, его убили вы — потому что, когда он вернулся домой из Франции, он стал другим, больше не был вашим, деревенским, и не собирался хранить ваши тайны. А может, майор Рассел убил его из ревности. Или из-за того, что Уиллет слишком много знал о смерти Джастина Фаулера. Или его убила мисс Фаррадей, потому что Уиллет злоупотреблял ее хорошим отношением…

Барбер подобрал еще один камешек, посмотрел на него и выронил на песок. Он так долго молчал, что Ратлидж решил: трактирщик и вовсе не станет отвечать.

Наконец, Барбер произнес:

— А вы попробуйте поискать ответ во Франции. Вы о таком не подумали? Он ведь не первый, кто захотел там остаться и болтаться в Париже со всякими бездельниками, пить, развратничать и задирать нос. Не пожелал вернуть ся домой и проявить уважение к своим близким. Возможно, именно это и убило старика.

Ратлидж повернулся и посмотрел на реку, чтобы Барбер не смог ничего прочесть на его лице.

В открытке, которую Уиллет прислал Синтии Фаррадей за несколько дней до своей гибели, он писал, что собирается навестить отца, а потом вернется в Париж, где закончит свою последнюю книгу. Но Абигейл утверждала, что брат не появлялся дома с самой войны. А если он не возвращался в родную деревню, откуда Санди Барберу известно, что его шурин решил после 1918 года остаться в Париже?

Сыну фарнэмского рыбака, которому повезло устроиться лакеем в Тетфорде, наверняка не терпелось бы вернуться в дом Лоутонов, где его охотно приняли бы на службу.

— С чего вы взяли, что Бен Уиллет болтался в Париже со всякими бездельниками? — спросил Ратлидж, следя глазами за ржанкой, которая гонялась за какой-то мелкой мошкой.

Барбер раздраженно дернул плечом:

— Не знаю. Кто-то… кажется, Джессап… что-то такое говорил, когда… — Он откашлялся. — Он сказал, что и люди получше, чем Бен, поддавались искушению и оставались во Франции, когда подворачивался случай.

Интересно, что Барбер собирался сказать до того, как осекся? «Когда мы в очередной раз ездили во Францию за товаром»? «Когда встретил Бена Уиллета в Лондоне, Тилбери или по дороге в Фарнэм»?

— Странное замечание, — сказал Ратлидж, разворачиваясь лицом к трактирщику. — Джессап так хорошо знал Бена?

Барбер покраснел:

— Не знаю, зачем он так сказал, будь он неладен… Да какая разница! Главное, как только Бен уехал из Фарнэма, ему уже не хотелось возвращаться домой. Наверное, он считал, что мы ему не ровня. А в Тетфорде здорово смешил остальных слуг… Наверное, нас изображал! — В его голосе послышалась неожиданная горечь.

Ратлидж подумал: Барбер любит жену и обижается из-за нее. Но горечь все равно оказалась неожиданной.

Что ему известно?

Как будто сообразив, что проболтался, Барбер развернулся и, не сказав больше ни слова, ушел.

После войны солдаты, возвращавшиеся из Франции, рассказывали о парижских богемных нравах. Чем дальше, тем больше приукрашивали они свои истории. Большинство из рассказчиков в Париже, правда, не бывали, зато знали тех, кто побывал там. Ну а те, кому довелось увидеть столицу Франции, старались произвести впечатление на односельчан и рассказывали такое, что у стариков глаза на лоб лезли. Нед Уиллет и представить себе не мог, что его сын предпочтет такую жизнь степенной жизни в почтенном доме. И для всех остальных фарнэмцев, редко покидавших пределы Эссекса, такое казалось немыслимым.