Чарльз Тодд - Признание

Хэмиш спросил: «А как же гостиница в Фарнэме?»

— Хозяин только обрадуется, если я не вернусь, — вслух ответил Ратлидж, собирая саквояж.

Но до отъезда из Лондона у Ратлиджа оставалось еще одно дело. Он нанес визит доктору Бейкеру.

Доктор оказался пожилым человеком с почти белыми волосами и проницательными серыми глазами.

— Убит, говорите? Уиллет? В самом деле, поразительная новость! — Врач некоторое время задумчиво смотрел на Ратлиджа. — Но вы ведь хотите спросить меня о его болезни, а не об убийстве. Я сразу понял, что медицина тут бессильна. Можно было, конечно, сделать операцию, но рак зашел слишком далеко, и Уиллет это знал.

— Какое обезболивающее он принимал?

— Я выписал ему морфий, но, кажется, он принимал его нечасто. Он говорил, что должен перед смертью доделать одно дело, для которого ему нужна ясная голова.

— Зачем, как вы думаете, ему понадобилось приходить в Скотленд-Ярд, выдавать себя за другого и признаваться в убийстве от имени этого другого человека?

— Уиллет так поступил? Будь я проклят! С медицинской точки зрения ничего сказать не могу.

— Как он воспринял свой диагноз?

— Спокойно. Он не показался мне особенно религиозным, но я подслушал его замечание, когда он одевался после осмотра: Господь, мол, его наказывает. Он не сказал, чем навлек на себя гнев Всевышнего. Может быть, следовало спросить, но он говорил не со мной, и я с уважением отнесся к его тайне. А вы не думали, что весь маскарад был рассчитан на то, чтобы побудить Скотленд-Ярд к действию? Видимо, так и случилось?

— Возможно, — ровным голосом ответил Ратлидж. — Мог бы Уиллет заплатить кому-нибудь за то, чтобы тот прекратил его страдания? Или вы считаете, что он бы скорее покончил с собой?

— По-моему, нет. Разве что он не доделал то дело, ради которого отказывался от наркотиков, и боль стала нестерпимой. Да, скорее всего, так и произошло. Жаль, что я не могу дать вам более полный ответ. Я очень мало знал о его личной жизни, кроме того, что последнее время он жил в Париже и приехал на родину только ради того, чтобы показаться врачу.

Хэмиш напомнил ему о последнем вопросе. И Ратлидж задал его:

— Вы, конечно, осмотрели его. Не носил ли он, случайно, золотой медальон — вот такой? — Он достал медальон из кармана и протянул доктору Бейкеру.

— Красивый, верно? И довольно старый… Нет, я его никогда раньше не видел.

Ратлидж поблагодарил доктора и собрался уже уходить, когда Бейкер вдруг сказал:

— Вспомнил… Он спрашивал, нет ли у меня каких-либо сведений о чуме. Я дал ему почитать книгу, и он в свой последний визит вернул ее мне. Сказал, что нашел ее очень интересной. Я спросил, зачем ему понадобилось изучать такой предмет, и он ответил, что у него такое хобби.

— Хобби?

— Возможно, он заметил мою реакцию — должен признаться, я отреагировал примерно так же, как вы, — потому что он улыбнулся и сказал: «Испанку ведь тоже можно считать своего рода чумой, не правда ли? Она погубила тысячи человек». Я возразил: хотя результат эпидемии мог быть таким же — она захватывала страну за страной, — но симптомы болезней совершенно разные. Испанку разносили не крысы и не мухи. А он сказал: «Да, но, видите ли, другого сравнения у меня нет».

Когда-то на месте Колчестера находился лагерь римлян, столица римской Британии. Потом, во время восстания племени иценов, королева Боудикка сожгла его дотла. В Средние века Колчестер стал процветающим центром производства шерсти. Ратлидж добрался до него уже очень поздно. В городе было темно, тихо; на улицах почти не было пешеходов и машин. Первым делом Ратлидж заехал в городскую ратушу с красивой башней, а потом нашел полицейский участок. В нем горел свет, но он знал, что сейчас на работе лишь несколько человек из ночной смены. Ничего, он подождет до завтрашнего утра. Он снял номер в старинной гостинице под названием «Роза и корона» и заснул почти сразу же, как только его голова коснулась подушки. Хэмиш с самого отъезда из Лондона что-то бормотал у него в подсознании, и он рад был на время отгородиться от голоса с шотландским выговором.

На следующее утро, позавтракав в маленькой кабинке, на которые был поделен общий зал столовой, Ратлидж оставил машину во дворе гостиницы и направился в участок пешком. На улицах стало оживленно. Мужчины спешили на работу, женщины вели детей в школу, группка мальчишек постарше, смеясь, пинала камень. Лавочники только начали открывать двери, а зеленщик выкладывал овощи в витрину. Ратлиджу, который поравнялся с ним, зеленщик молча кивнул, зато к женщине, которая шла за ним, он обратился по имени и поздоровался. Солнце грело Ратлиджу спину; из-под колес проезжающих машин взметалась летняя грязь. Пылинки плясали на свету.

«В такой день не пристало говорить об убийстве», — подумал он, открывая дверь полицейского участка и оказываясь в полумраке.

Дежурный сержант поднял голову, когда он вошел, и спросил, по какому он делу. Ратлидж объяснил, что ему нужны сведения, какие имеются в местной полиции о семействе некоего Джастина Фаулера, который родился в Колчестере, но затем переехал в Эссекс.

Он заметил, как изменилось выражение лица сержанта, хотя тот ничего и не сказал.

— Скотленд-Ярд? — повторил он. — Наверное, сэр, вам лучше поговорить с инспектором Робинсоном. Сейчас узнаю, сможет ли он принять вас.

Робинсон пригласил Ратлиджа в свой кабинет и предложил сесть. Его письменный стол был завален бумагами, однако больше никакого беспорядка Ратлидж не заметил. Сам Робинсон оказался худощавым, опрятно одетым человеком. Он поинтересовался, зачем Ратлидж к ним приехал.

Ратлидж постарался все объяснить как можно лучше, учитывая скудость информации, имевшейся у него в распоряжении. Начал с того, что один человек пришел в Скотленд-Ярд и заявил, что во время войны был убит некий Джастин Фаулер. Хотя труп Фаулера никто не находил, из-за убийства, связанного с тем делом, Скотленд-Ярд хочет больше узнать о прошлом Фаулера.

Пока он говорил, Робинсон задумчиво смотрел на него.

— Значит, Джастин Фаулер умер?

— Мы точно не знаем. Человек, который рассказал нам об убийстве, вскоре сам умер насильственной смертью. И мы задаемся вопросом: не связаны ли между собой эти два события?

— Хм… Да. Что вам известно о семье Фаулера?

— Только то, что его родители умерли, когда ему было лет одиннадцать — двенадцать, а вскоре после того он перешел под опеку к миссис Элизабет Рассел и переехал в Эссекс, в усадьбу под названием «Берег». Миссис Рассел тоже умерла, а ее сын получил тяжелые травмы на войне. Никаких других сведений у нас нет.

— Ясно. — Робинсон подвинул бумаги, лежащие у него на столе, поднял голову и спросил: — Значит, вам не известно, что родителей Фаулера убили?