Кармен Посадас - Добрые слуги дьявола

Инес поискала взглядом Мартина поверх тысячи голов и наконец увидела его на другом конце зала. Он был занят светской болтовней с женщиной-фотографом из «Вог», которая явно готова была сожрать его вместе со своими кальмаровыми суши. Пожалуйста, пусть он вернется, пусть вернется, прежде чем подойдет де Хуан.

Банкеты — как море, где постоянно чередуются приливы и отливы, и в тот вечер море было особенно неспокойным и течение закручивалось спиралью, не соединяя Инес с Игнасио де Хуаном, но и не приближая ее к Мартину, так что у нее было достаточно времени, чтобы занять свою голову салонной психологией. Как жаль, что нужно ждать до утра, чтобы написать Лауре о результате этого вечера между двух огней.

«Дорогая Лаура,

Бывали ли у тебя когда-нибудь такие моменты озарения, которые возможны лишь в пустыне или, наоборот, посреди толпы? — мысленно напечатала Инес на своем компьютере. — Когда оказываешься одна в толпе, в голову начинают приходить самые разные мысли».

— Зеленый чай или сакэ, сеньора?

— М-м-м, зеленый чай, пожалуйста… О, привет, Майра… Прости, я на минутку, сейчас вернусь.

…Инес сейчас так одинока, что могла глядеть на Мартина, стоявшего вдалеке, рядом с облизывающейся на него тигрицей из «Вог», и размышлять, что произойдет, когда к ней подойдет Игнасио де Хуан (а он обязательно подойдет: приливы и отливы всё возвращают на берег, особенно мертвецов). «А если мертвец еще жив?» — подумала Инес. Она поцелует его, и тогда…

Ведь тело — настоящий предатель, у него свои соображения, и, что хуже всего, оно способно предать даже теперь, когда она любит другого, целует другие прекрасные губы. Тело своенравно и до такой степени аморально, что иногда вспыхивает страстью к другому телу, любимому в прошлом, будто у него нет памяти и оно считает своими все тела, принадлежавшие ему некогда. Инес смотрела на двух своих мужчин — сначала на Мартина, чувствуя, что он рядом с ней, хотя в действительности он был далеко и его пожирали глазами другие женщины. Потом она взглянула на Игнасио и поняла, что он делает ей тайные знаки с помощью тела своей очередной подруги. В прежние времена на нее не подействовали бы эти ласки, знаки внимания, которые великий писатель расточал блондинке, словно говоря: «Гляди, Инес, на ее месте могла быть ты», его шепот ей на ушко, означавший «я хочу тебя, Инес», и прочие глупости, которые мужчины вытворяют с другими женщинами, чтобы привлечь внимание желанной. Однако сегодня все это волновало Инес, и она сама не знала почему.

«Дорогая, я уже тысячу раз тебе говорила: твоя теория о том, что у тела нет памяти и оно может взбунтоваться ни с того ни с сего, хороша, — подтвердила Лаура в ее воображении и добавила, смеясь, словно ей нравилось открывать неприятные истины, — однако есть и другое, намного менее утешительное объяснение тому, почему твое тело волнуется, когда ты думаешь об этом придурке. Мне жаль огорчать тебя, дорогая, но ведь человека любят не за его достоинства, а несмотря на его недостатки. Потому-то мы и влюбляемся в самых неподходящих типов, и потом оказывается невероятно трудно перевернуть страницу. «Эффект болеро» — можно было бы назвать этот феномен. Помнишь ту песню « Но все равно я тебя люблю»! Дорогая моя — это ведь настоящая философия!»

Инес очень нравятся оригинальные теории Лауры: она не то чтобы полностью верит в них, но ей приятно вспоминать их сейчас. «Если не веришь, напряги-ка свою память», — сказала она себе и поздоровалась со стоявшим справа от нее типом (судя по виду, страдавшим анорексией). Кто это? Кажется, дизайнер чего-то там — то ли стаканов, то ли шляп. Безнадежный склероз, но все же хорошо, что есть кто-то рядом: теперь можно притвориться, будто она оживленно болтает, а за это время, быть может, волны вернут ей Мартина, прежде чем приблизится Игнасио де Хуан.

В то же время Инес продолжала слышать слова своей подруги Лауры:

«Я не помню точно слов той песни, но там было что-то вроде: «ты сделал мне ребенка, ты разбил мою жизнь, но все равно я тебя люблю. У тебя есть другая, тебе плевать на нашего сына, ты пропиваешь все деньги, но все равно я тебя люблю. ..» А если переложить эту песню на современный лад, то будет звучать примерно так: «Ты самовлюбленный нарцисс, но все равно я тебя люблю. У тебя перхоть, ты ужасно потеешь, но все равно я тебя люблю. Ты эгоист, и как я могла влюбиться в мужчину, ковыряющегося в зубах зубочисткой! Я терпеть не могу утку по-кантонски, твой храп и привычку спать с закрытым окном. За все это и многое другое я не должна была бы тебя любить, не должна, но все равно…»

«Таков ужасный «эффект болеро», — написала ей Лаура, набирая текст то шрифтом Times New Roman, то Arial Black, то даже Impact, чтобы Инес лучше прониклась содержанием. «Неужели ты не понимаешь, что любовь всегда близка к мазохизму?» Лаура долго растолковывала ей свою теорию, но Инес так и не смогла полностью проникнуться ее духом, несмотря на свою привычку влюбляться в недостойных ее мужчин (или, возможно, именно по этой причине). Еще меньше она верила в эту теорию теперь, глядя на двух своих мужчин, столь непохожих друг на друга: один из них осыпал поцелуями блондинку, а другой издалека нежно смотрел на Инес. «Что за глупости, как вообще можно сравнивать одного с другим? К тому же я уже посмеялась над Игнасио де Хуаном, просто умирала от смеха, но смеяться ведь можно вместе с любимым, а не над любимым, это куда очевиднее «эффекта болеро». Или нет? О нет! Вон идет Игнасио де Хуан. И что теперь? Мне нужно будет его поцеловать?»

Игнасио де Хуан был сегодня так же сумрачно-красив, как обычно, Инес на мгновение даже забыла свой приступ смеха, забыла и то, что полюбила другого, потому что у тела не было ни памяти, ни стыда и оно считало своим любое некогда любимое тело. По крайней мере так казалось Инес сейчас, когда к ней приближался Игнасио де Хуан. «Ну что ж, решающее испытание, посмотрим, что будет… кажется, я начинаю нервничать, только бы не пролить на себя зеленый чай».

— Привет, богиня, как дела?

(«Как дела, богиня». Боже мой, с какой стати у меня дрожат коленки перед человеком, который порет такую чушь?» О, вот он подходит все ближе, кажется, собирается меня поцеловать. Надеюсь, у него не хватит наглости поцеловать меня в губы на глазах у людей? Что он о себе возомнил? Может быть, лучше повернуться и отойти? Нет, Инес, это еще хуже: у тебя останутся сомнения, и снова будут призраки, и снова страхи, тебе уже сорок пять, Инес, а ты все как маленькая. Потерпи, Инесита, поцелуй его, поцелуй.)

— Ты сегодня просто обворожительна, — заметил Игнасио де Хуан и, засмеявшись, добавил: — Я слышал, ты завела себе молоденького красавчика-латиноса, правда?