Владимир Романовский - Наследник олигарха

На усатой рожице гостя появился ужас. Спрыгнув со стола, он с топотом понесся к телевизору. За ним толпой поскакали остальные. Давясь перед экраном, как на автобусной остановке, они один за другим запрыгивали в телевизор. Через несколько мгновений на полу остался только последний из них, он повернулся и стал жестами заманивать Огородова в ящик. Достану, хотя бы одного достану, обрадовался тот и, прицелившись, метнул в него, как гранату, бутылку "Куликовской битвы". Раздался грохот, звон стекла, запахло электрической гарью. В кабинет влетела испуганная Ольга Николаевна.

- Что случилось? Что с вами? - она с ужасом посмотрела на разбитый телевизор и перевела взгляд на заливающегося хохотом Огородова.

- Как я их? - отдышавшись, проговорил он.

Но Ольги Николаевны в кабинете уже не было. Через несколько минут явился печальный Карновский и повел упирающегося Огородова в наркологическое отделение.

Когда в приемной появился Андрей, расстроенная Ольга Николаевна пила капли. В воздухе пахло валерьянкой.

Андрей поздоровался и кивнул на директорский кабинет:

- Василий Георгиевич на месте?

- Он заболел, - едва слышно ответила она.

- Такой крепкий. А что с ним?

- Переутомился, - Ольга Николаевна пожала плечами.

Медведев был в дежурке.

К удивлению Андрея, опасавшегося, что Степан Сергеевич откажется от денег, тот принял их без малейшего удивления.

- Что-нибудь выяснил о Боре? - спросил он.

- Это был несчастный случай, - Андрей решил не расстраивать старика.

- А деньги откуда?

- Мы нашли конверт, на котором было написано: "для Медведева". Я тороплюсь, Степан Сергеевич, извините.

- Ну, будь здоров. Если не найдешь работы, заходи, мне помощник нужен, слесарь. Ты бы подошел.

- Буду иметь в виду, - Андрей попрощался и почти бегом двинулся к проходной, за которой его ждала в машине Наталья.

Медведев тем временем, рассовав деньги по карманам и подивившись, что тысяча долларов занимает так мало места, замкнул комнату и отправился к метро.

Каждый день, отправляясь на работу, он пересекал под землей почти всю Москву. Он привык к этому искусственно созданному миру: скопищу пассажиров на пересадках, грохоту электропоездов, духоте и сутолоке в вагонах, к нищим и калекам в мраморных переходах, к торговцам и милиционерам.

Проводив Андрея, Медведев отправился домой. Он пересел на кольцевую линию и направился к станции, на которой недавно видел молодого парня с кепкой у ног и с ампутированными выше локтей руками. И сегодня тот все так же стоял в переходе с закатанными до плеч рукавами и худыми культями вместо рук. От жалости у Медведева сдавило горло, нащупав в кармане сто долларов, он торопливо нагнулся и бросил их в кепку. Парень отрешенным взглядом смотрел поверх голов.

На следующей станции он снова направился в переход и вложил такую же банкноту в протянутую сухую руку стоящей перед спуском старухи. Она перекрестилась и прошептала что-то едва слышно, слов Медведев не разобрал.

Он проехал две остановки и вышел. На этой станции, он знал, за спуском с эскалатора прямо на холодном и грязном полу всегда сидит женщина с больным ребенком на руках, и картонной коробкой у колен. Медведев и здесь положил сотню, и подталкиваемый толпой быстро зашагал по вестибюлю.

Так, периодически выходя на остановках, он оставил в переходах всю тысячу. На сердце теперь было легко и спокойно, и на конечной станции, вместе с густым потоком пассажиров, он поднялся наверх. Начинало темнеть, вспыхнули фонари; над пестрым городищем из коммерческих киосков ухали и гремели музыкальные установки.

Медведев перешел дорогу, здесь было тише. Здания на этой стороне отступали вглубь квартала, освободив непривычно широкое для городского глаза пространство; оно казалось бы пустырем, если бы не светлая с голубыми куполами церковь в его глубине.

В одном из дальних зданий жил и сам Медведев. Свернув с тротуара на узкую, едва заметную тропу, он направился к дому.

Впереди, воздев в небо осенние голые ветви, стояли молчаливые деревья. Внезапно над церковью ударил колокол, густые звуки его стелились над площадью, отражались от зданий, сталкивались и сливались в сплошной ритмический гул. Медведев остановился и повернулся лицом к церкви. Высоко над её куполами плыли озаренные далеким, затухающим закатом облака. Он зажмурился от небесной чистоты и долго стоял, чувствуя, как по щекам скатываются горячие слезы. И в душе его было светло и чисто, как в небе. "Господи, прости нас грешных, прости за все. Господи, прости и помилуй" шептали его губы.